12 Право собственности. Коллизия отчуждения между машиной и собственностью. Расширение коллектива и положение рабочего.

Еще в Древнем Риме было известно отчуждение собственности в пользу populus romanus. Так, при строительстве дорог можно было принудительно отчуждать земельную собственность в пользу государства. Из всех видов собственности земельная чаще всего подвергается отчуждению. Однако в связи с чрезмерными бедствиями иногда в интересах общества возникает также необходимость в отчуждении движимой собственности. В случае мобилизации могут отчуждаться лошади, в случае голода — запасы зерна. В немецком общем праве не выработалось специальных установлений, касающихся отчуждения собственности. Лишь в кодифицированном праве XVIII века была зафиксирована такая правовая норма. Большое влияние приобретает французское законодательство. Для отчуждения в нем утверждается такой порядок, при котором сначала должна канонизироваться необходимость этой меры. Специально принятый закон или указ устанавливает utilite publique¹⁸⁹ мероприятия, ради которого будет производиться данное отчуждение собственности. Определяется отчуждаемое имущество и причитающееся за него возмещение. Предпосылкой отчуждения собственности может служить лишь utilite publique, то есть интересы общества, общественное благополучие. Кроме того, во многих кодексах точно перечисляются все случаи, в которых допускается отчуждение собственности.

Какой необходимостью вызвано неуклонное увеличение числа и объема производимых отчуждений собственности? В области права, которая занимается вопросом отчуждения собственности, первые сдвиги можно отметить в связи со строительством железных дорог. Появление рельсового транспорта, движимого механическими силами, приводит к его расширению и расширению права, касающегося отчуждения. Строительство железных дорог, вызывающее массовое передвижение людей, приводит к созданию железнодорожной монополии, образованию железнодорожных предприятий, появлению железнодорожной сети, благодаря которой местность, покрытая этой сетью, осваивается средствами механического транспорта. Монополизация железнодорожных сообщений приводит к объединению железных дорог, то есть к технической централизации аппаратуры, сопровождающейся образованием соответствующей организации. С этого начинается коллизия между механикой и собственностью. Эта коллизия неизбежна. Она носит не временный, а постоянный характер. Вдобавок она заметно углубляется. Развивающаяся машинная техника все более атакует собственность и в конце концов поглощает ее. Этот процесс получает свое оправдание в том, что техника выступает как представитель общественных интересов и общественного блага, что utilite publique оказывается на ее стороне. Понятие отчуждения собственности остается неизменным, зато изменяются условия его применения. Где бы ни возникал конфликт, его исход заранее предрешен, так как собственность всюду вынуждена уступать дорогу стремлению к распространению механических средств. Напрасно стонет гетевская бабушка Бавкида:

Лишь для виду днем копрами Били тьмы мастеровых: Пламя странное ночами Воздвигало мол за них. Бедной братии батрацкой Сколько погубил канал! Злой он, твой строитель адский, И какую силу взял! Стали нужны до зарезу Дом ему и наша высь. Он без сердца, из железа, Скажет — и хоть в гроб ложись.¹⁹⁰

Прав оказывается караульный Линкей, который поет:

И уходит вдаль с веками То, что радовало взгляд.¹⁹¹

Старик Фауст, пожалуй, еще мучается угрызениями совести, так как его не устраивает голый рационализм происходящего. Такого рода угрызения совести выражаются в начале этого движения в щедром денежном возмещении причиненного ущерба. Но с тех пор механическое планирование прошло большой путь и давно вышло за рамки экономического планирования. Отчуждение собственности превращается из неприятной необходимости в самоцель. Исключение становится правилом, и тем самым выясняется то, что происходит на самом деле. Какими бы расплывчатыми по смыслу словами это ни называли: отчуждение собственности, национализация, деприватизация или обобществление, — все они обозначают одну и ту же вещь, причем совершенно ясную и недвусмысленную. Они имеют в виду технический коллектив, которому собственность предоставляется для механического использования. Национализация не означает, что государство становится собственником, что к нему переходят права и обязанности собственника. В общем этот процесс по-прежнему можно называть данным термином, поскольку внешне он отражает происходящее. Однако дело в том, что в результате национализации не возникает государственная собственность, а создаются условия, при которых права пользования и потребления переходят к коллективу. Обобществление (термин, ставший в наше время совершенно расплывчатым) не подразумевает, что права собственности переходят к обществу. Такое сообщество, как технический коллектив, вообще не подпадает под понятие societas¹⁹² в юридическом смысле. Societas — это основанное на договоре объединение отдельных лиц для достижения общей цели. Трактовка понятия "общество" с социологических позиций тоже ничего не дает для понимания описываемых здесь процессов; убеждаешься лишь в том, что для социологии, пробавляющейся за счет релятивистского переосмысления истории, то есть за счет ее отрицания, было бы полезно повнимательнее ознакомиться с физикой. В экономической и политологической системе Лоренца фон Штейна, разработанной с позиций гегелевской диалектики, сфера общественных наук ограничена изучением отношений, складывающихся при распределении имущества. Изучение этих отношений многое объясняет, однако такой подход не позволяет понять фундаментальные основы собственности, которая существовала прежде, чем начинается распределение имущества, кроме того, он вообще неприменим в отношении технического коллектива. В условиях технического коллектива вопросы распределения имущества далеко не так важны, как нормирование использования и расхода. Эти вопросы приобретают такую жгучую актуальность, потому что технический коллектив связан с убыточным хозяйствованием и нехваткой, потому что ему свойственно использование организации как способ управления дефицитом, то есть его распределение, а следовательно и расширение, о чем мы уже подробно говорили в "Совершенстве техники". Социализм в его современном понимании всегда подразумевает технический коллектив.

В результате национализации, обобществлений и экспроприации ни у кого не прибавляется собственности. Ни у государства, ни у рабочего, который трудится на фабриках, подвергающихся этой реорганизации. Порядок, основанный на собственности, невозможно перенести куда-то при помощи механических транспортных средств или сохранить посредством отчуждения для механических целей. Мы уже продемонстрировали ранее, что мнимая собственность машинного капиталиста не сохраняется в условиях технического коллектива. А коллектив нельзя рассматривать в качестве собственника, у коллектива не бывает прироста собственности. Он может потреблять собственность, но не может ее порождать. Коллектив не может сделать собственником рабочего. Да это и не входит в его намерения. Рабочий ничего не получает от экспроприации собственности: ни доли в виде какой-то части средств производства, и ни гроша в виде добавочных выплат. Чем это объясняется? Тем, что в ходе таких мероприятий происходит только расширение технического коллектива, и этот процесс поглощает всю прибыль: она теряется, растворившись в нем, исчезает бесследно. Поскольку речь зашла о прибыли, следует в первую очередь спросить, могут ли вообще подобные меры приносить прибыль. Только не ту экономическую, материальную, индивидуальную, которую ожидают от них многие люди, не понимающие сути происходящего, — от акта экспроприации ничто не приумножается. Да и как может он что-то создать и приумножить! Если машинный капиталист, лишаемый собственности без какого бы то ни было возмещения, теряет все, что имел, то рабочий от этого ничего не выигрывает. Прибыль в рамках механического хозяйствования возникает при условии, что люди начинают больше работать и усиливается эксплуатация. Источник выгоды для рабочего лежит не в сфере экономики — с экономической точки зрения этот процесс и ему наносит урон. В условиях коллектива рабочий утрачивает свободу объединений, право на забастовку, а следовательно, и возможность бороться за повышение заработной платы. Вся выгода достается исключительно коллективу, который в результате национализации, обобществления и отчуждения собственности расширяет и укрепляет свою аппаратуру и организацию. Коллектив забирает в свое управление любое предприятие, даже такое, которое в его руках из рентабельного превращается в дотационное, так как он руководствуется при этом не экономическими, а техническими соображениями, а убытки и возникающую в результате нехватку без смущения перекладывает на плечи рабочего. Получить какую-то выгоду рабочий мог бы только через кооперацию, через долевое участие в принадлежащей предприятию собственности. Риск предприятия рабочий и без того разделяет, но зато в условиях кооперации как прибыль, так и убытки станут его личным делом. Получить экономическую выгоду он сможет тогда только при такой организации труда, которая будет направлена своим острием против властных притязаний технического коллектива. Однако такое долевое участие рабочих обязательно предполагает наличие настоящей собственности. Производственное предприятие — это не собственность, как явствует из самого термина. В сетях технического коллектива трудно сохраняются самостоятельные предприятия, предприятия располагаются в них на пересечении отдельных нитей этой паутины. Очевидно, что рабочий беззащитен перед техническим коллективом, более беззащитен, чем он был перед частным капиталистом. Дело в том, что идеи, которые движут развитие технического коллектива, живут и в его голове. Рабочий и сам принадлежит к числу восторженных приверженцев коллектива. Именно это вызывает у многих желание бросить рабочего на произвол судьбы — слишком трудно помочь человеку против его воли. Реально помочь ему можно будет только тогда, когда он сам научится противопоставлять себя коллективу, когда поймет свое истинное положение. В отношении отдельного человека коллектив оказывается скареднее самого скаредного машинного капиталиста: он представляет собой такое соединение аппаратуры и организации, которое для человека оставляет лишь самый необходимый минимум. Технический коллектив — это эксплуататор par excellence, так как он занят исключительно процессами эксплуатации.

Характерным признаком технического коллектива является не собственность, а экспроприация собственности и ее передача в распоряжение механической организации. Так, земля экспроприируется под предлогом создания новой крестьянской собственности. Однако утверждение функционеров технического коллектива, что они хотят создать новую крестьянскую собственность, не соответствует действительности. Крестьянская собственность создается только волей крестьянина, направленной на учреждение собственности, а не постановлениями тех или иных функционеров. Во-первых, они неспособны создавать собственность, а во-вторых, создание собственности не входит в задачи коллектива и не отвечает направлению его развития. Технический коллектив основывается на машинной аппаратуре, а ей соответствует не крестьянская собственность, а оснащенные машинной техникой латифундии и монокультурное земледелие. Там, где еще сохраняется крестьянская собственность, ей навязывается рабочий план и часть продукции изымается в виде обязательных поставок. Причем эти поставки весьма значительны. Рабочий план оказывается эффективным средством, с помощью которого технический коллектив добирается даже до самых мелких крестьянских хозяйств. Всякая собственность, где бы она ни образовывалась, насильственно изымается в пользу коллектива. В условиях коллектива сохранение старой и образование новой собственности становится труднейшей задачей. То понятие энергии, которое насквозь пронизывает коллектив, враждебно собственности. Коллектив стремится не к собственности, а к техническому производству и техническому потреблению. И этим целям отвечает не собственность, а потребление и расходование. Главной и первостепенной задачей организации, которая расширяется и развивается за счет уничтожения субстанции, наряду с расширением коллектива, является регулирование потребления. Основные трудности связаны для него с износом. И это не случайно. Достаточно внимательно присмотреться к машинам, чтобы понять, что их использование и потребление подчиняется законам быстрого изнашивания, что износ происходит сам собой в процессе работы. Собственность плохо сочетается с техническим коллективом, поскольку его воля целиком направлена на упразднение собственности. Жизнь коллектива основана на ее упразднении, без этого коллектив не может существовать. Как только вся собственность оказывается использованной, проеденной и потребленной, тотчас же наступает кризис коллектива. Сейчас мы как раз переживаем такой период.

На вопрос, куда девались огромные богатства, доступ к которым был открыт машинным капитализмом XIX века, и почему мы до сих пор не стали богачами, мы не можем дать удовлетворительного ответа, потому что даже ссылка на мировые войны не кажется достаточно убедительным объяснением. Вся прибыль растворилась в воздухе, как выигрыш азартного игрока. Коллектив поглощает все без остатка и даже не чувствует насыщения. Не довольствуясь больше поглощением собственности, он принимается уже за res omnium communes, выкачивая из воздуха азот и мечтая о возможности выкачивать при помощи новых устройств энергию солнца и океана.

13 Противоречие между вещью и машиной, собственностью и коллективом. Исчезновение государственной собственности. Безграничность технического коллектива. Собственность и мнимая собственность. Границы собственности. Технический коллектив как затратный коллектив.

Противоречие кроется не в противоположности между частной и общественной собственностью, а в противоположности между вещью и машиной, между миром вещей и организацией машин, между собственником и функционером, между собственностью и техническим коллективом. Понимание этого противоречия многое проясняет. Говоря "коллектив", мы всегда должны мысленно добавлять к этому слову "технический". Существуют и всегда существовали самые разные коллективы, но для нас не имеет смысла говорить о коллективе вообще. Нас не интересует здесь коллектив, образованный на началах свободного товарищества, коллектив без централизованной, тоталитарной организации. Нас занимает сейчас только технический коллектив, в условиях которого мы живем и с которым нам необходимо разобраться. Неведомый нам, лежащий вне сферы нашего повседневного опыта коллектив без машинной техники слишком далек от нас, чтобы им заниматься.

Итак, различие кроется в противоположности собственности и технического коллектива, а не в области частной и общественной собственности. Государство выступало в качестве собственника во все времена своего существования. Однако следует учитывать, что государство может быть собственником только при строе, который основан на собственности, что оно теряет свою собственность, подобно частному собственнику, когда частная собственность подвергается упразднению. Государство может быть собственником только в таких условиях, в которых существуют собственники. Поэтому и римский фиск¹⁹³ вступает в ряды частных собственников, он подчиняется законам этого собственнического строя и со своей стороны соблюдает эти законы. Большинство прекрасно отдает себе отчет в том, что все действия, направленные против собственности, неизбежно отражаются и на государственной собственности. Занявшись экспроприацией, государство не создает новой собственности ни для себя, ни для кого-то другого, так как эти действия имеют совершенно иное следствие — построение технического коллектива. Какими бы целями не прикрывали экспрориацию, на самом деле она служит только для дальнейшего развития коллектива. А достичь этой цели государство может только одним способом — подпитывая собственностью коллектив, для чего разрушаются границы собственности. Размышляя над явлением экспроприации, пытаясь проникнуть в его смысл или уяснить себе, ради чего и для какой пользы она производится, мы не можем не задуматься о том, какую она преследуют цель. Какова ее генеральная линия? Выражение "генеральная линия" происходит из мира работы и рабочих конструкций, это слово, подобно "четырехлетнему плану" или "пятилетнему плану", "централизации труда", "рабочему сектору" и т. п., взято из лексикона технического коллектива. Занимаясь планированием, конструктор созданного мира меньше всего задумывается о собственности. Он думает о технизации и автоматизации экономики. Соображения, относящиеся к собственности, почти не играют тут роли; если конструктор и вспоминает о ней, то лишь как о чем-то неприятном и невыгодном, что причиняет ему ненужные затруднения, на которые приходится тратить время. Затруднения касаются выполнения производственных планов, так как собственность представляет собой препятствие на пути технического коллектива, которое нужно отодвинуть в сторону или убрать. Собственность — это то, чем юридически не имеет права распоряжаться третье лицо, и она в силу присущих ей внутренних качеств противится любым поползновениям такого рода, не подчиняясь посторонним распоряжениям. В мире, основанном на принципе собственности, такие распоряжения выполняются с трудом. Для того чтобы добиться их осуществления вопреки воле собственника, необходимо вовлечь в игру могущественные общественные интересы. Ведь собственность и право распоряжения всегда были несоединимыми понятиями, которые плохо уживались между собой. Собственность выросла из неподвижных условий, из условий, которые трудно приводятся в движение, она ведет свое происхождение не из мира произвольных решений. Основа собственности тем прочнее, тем основательнее, чем меньше дано возможностей ею распоряжаться. В мире, где все зависит от соответствующих решений и где всем чем угодно можно распоряжаться по желанию, трудно представить себе собственность. Такой мобильный мир — мир, находящийся в постоянной мобилизованности, — является миром технического коллектива. В этом мире ничто не находится в состоянии покоя, в нем все превратилось в строительную площадку, мастерскую, лабораторию. Собственность нельзя представить себе без границ, эти границы можно наблюдать невооруженным глазом в виде рвов и стен, живых изгородей и заборов. Собственностью владеет человек, способный мыслить пространственно, то есть представлять себе определенное пространство и соответствующие границы. Технический же коллектив упраздняет все границы, присущая ему воля не знает границ и пределов, ее устремления беспредельны. Такой коллектив не обладает ни волей, ни способностью к самоограничению, он не может удержаться в мире ограниченного пространства, поэтому он сам устанавливает для себя статус планетарной конструкции, поэтому он так глубоко вгрызается в землю, погружается в море до самого дна и запускает в атмосферу летательные аппараты в форме гранаты, чтобы специальная рабочая комиссия могла провести разведку на луне. А вдруг и луна окажется подходящим объектом для добычи полезных ископаемых! В отношении собственности такой коллектив, не признающий ничего, кроме механических распоряжений, и властвующий в мире, где все вещи к его услугам, где всем можно распоряжаться, все мобильно, не может испытывать иных чувств, кроме равнодушия или враждебности. Для него характерно упразднение расстояний, подчинение пространственного порядка механическому понятию времени. Куда бы он иначе мог прокладывать свои трубы, провода, кабели, каналы, где размещал бы все многообразие своих коммуникаций, газопроводы, линии электропередач, телеграфные провода, водопроводы? Все это нелегко разместить в мире собственности, зато очень легко — в мире без собственности, в который можно вторгаться где угодно, который можно вдоль и поперек, справа налево, сверху вниз опутать сетями, расчертить, избороздить, разрезать и проткнуть насквозь. В мире без собственности народы существуют для того, чтобы их эвакуировать, острова — для того, чтобы их бомбить, в нем границы не имеют никакого смысла и значения, так как главное здесь — все продырявить. В результате дыра, яма как некое символическое явление присутствует повсюду. Солдаты этой эпохи заползают в норы, а население больших городов и промышленных районов прячется во время войны в подземных убежищах.

Там где существует порядок, основанный на собственности, видно действие экономических законов. Но не наоборот, так как собственность не выводится из экономических законов. Экономические законы и правила еще не создают собственности. Собственность возникает раньше экономических, раньше правовых понятий. Поэтому формулировка Прудона "La propriete c'est le vol"¹⁹⁴ — остается парадоксом. Ведь воровство предполагает, что собственность уже существует; без собственности нет и воров. Собственность не сводится к экономическим законам. Однако это понятно только тому, кто понял собственность, кто уразумел ее двуединую природу. Все права, связанные с собственностью, теряют почву и устойчивость, когда нарушено двуединство. В конечном счете, в этом состоит причина превращения собственности машинного капиталиста в мнимую собственность, так же как и причина невозможности для государства сохранить свою собственность в условиях технического коллектива. Хищническая эксплуатация природных ресурсов, проводимая в эпоху технизации, несовместима с собственностью. Порядок, основанный на собственности, разваливается, если собственность не признается, если нарушается внутренне присущее ей двуединство.

Собственность предъявляет к собственнику неукоснительные требования. Уклонившись от заботливого выполнения своих обязательств, он тотчас теряет собственность. Пользоваться чем-то, потреблять он может лишь в пределах, обозначенных правом собственности. Собственность определяется своими границами. Именно потому, что она охватывает вещь, мир вещей в совокупной цельности, эти границы выражены основательно и отчетливо. Границы устанавливаются не только собственником, но и самими вещами. Представить себе собственность как нечто безграничное невозможно — этому препятствует уже сам факт соотнесенности лица и вещи. Определяющим моментом собственности являются ее границы, границы обеспечивают ее устойчивость. Из этого проистекает вековечное стремление обозначить границы собственности чувственными, зримыми знаками, так чтобы они были видны каждому. Отсюда Mums romanus — римская стена как самый зримый знак этой собственности. Сознаюсь, все эти каменные стены, большие и малые, на которые по сей день повсюду наталкиваешься в Италии, зачастую меня раздражали, когда упрямо вставали у меня на пути, мешая бродить по полям. Я встречал их порой в таких местах, где, казалось бы, и не стоило их возводить: на горных склонах, вокруг скудных пастбищ и крошечных лужков, где затраченный на них труд не окупался даже убогой выгодой. Воля и желание обозначить свою собственность явно перевешивали здесь соображения пользы. Proprietas¹⁹⁵ означает в латыни не только "право собственности", но и "особенность, особенное свойство". Особенное свойство собственности состоит не в чем ином, как в ее ограниченности, в том, что у нее есть границы. Это качество собственности требует своего соблюдения, и собственность предписывает собственнику соблюдение своих законов. Пашня, виноградник, скотина, дом требуют ухода. Уход стоит труда, не всегда приятного человеку. Но он не может сбросить с себя это бремя, он вынужден трудиться, ухаживая за своей собственностью, или отказаться от нее в пользу другого хозяина. Порядок, основанный на собственности, может быть только порядком рачительных хозяев. Где нет рачительного хозяина, там нет и собственности. Поэтому до появления порядка, основанного на собственности, не было и хозяйской рачительности. Кочевники, промышлявшие охотой, ни за чем, разве что кроме своего оружия, не ухаживали. Кочевые пастушеские племена ухаживают за стадами. Но там, где совершился переход к оседлой жизни, где люди начали обрабатывать почву, где образовалось крестьянское хозяйство, уход за ним становится разносторонним и полностью занимает человека.

То, что человек превращает в свою собственность, взято из дикой природы, оттуда, где нет никакой собственности. Никому не принадлежащее, не ставшее ничьей собственностью можно найти только в дикой природе, где все существует в немереном количестве без границ и названия. Но то, что человек оттуда забирает, служит ему только при заботливом уходе. Не охваченное заботой утрачивается. Собственность, предоставленная самой себе, перестает быть собственностью, возвращается в лоно неизмеренного. Вещи, которые служат человеку, приходят в негодность, земля вместе с цветами и деревьями дичает, растения погибают или возвращаются в состояние дикости. Дома ветшают, хижины разваливаются. Нельзя не заметить, как живо стремятся все вещи отбросить ту форму, которую придал им человек, чтобы вернуться в изначальное состояние. Все принимает ту форму, в которой оно жило до того, как его коснулась рука человека. Заботливый уход — условие, при котором собственность приносит пользу своему владельцу. Однако появление собственности нельзя выводить из пользования. Пользование без заботливого ухода не ведет к образованию собственности. Пользование без соответствующего ухода характерно для поведения человека до появления собственности. Но там, где собственность уже сложилась, пользование без соответственного ухода представляет собой воровство, наглое хапанье, бесхозяйственность, расхищение.

Собственность имеет границы и связана с ограничениями, потому что всем вещам свойственны границы. Есть они и у человека: границы определяют его, обеспечивают его отдельность. Если отменить собственность, вместе с ней должны будут исчезнуть опирающиеся на нее границы и межевые знаки. Каковы будут последствия? Выступит наружу демонический характер мира, лишенного собственности. Люди сблизятся друг с другом, так как между ними уже не будут стоять вещи. Это будет пугающая, просто невыносимая близость. Предположим, что право собственности окончательно ликвидируется, включая и то, которое юристы называют правом владения. Итак, предположим, что оно исчезнет: что же тогда останется? Останется то, что связано с правом распоряжения: человек будет распоряжаться миром вещей. Но каков же должен быть мир вещей, главным признаком которого является то, что им распоряжаются? Вследствие того, что миром вещей распоряжаются, меняется само понятие вещи. Возможность ею распоряжаться не является признаком вещи, а представляет собой нечто сопутствующее; в понятие вещи входит признак пространственной ограниченности, отдельности предмета, не являющегося человеческой личностью. Ни понятие собственности, ни понятие вещи не могут опираться на такой признак, как возможность ею распоряжаться. Там, где это делается, должно измениться само понятие вещи, так как границы вещей зависят от того, насколько произвольно ими распоряжаются.

Каким же образом это может происходить? Только таким образом, что лицо, которое оказывает решающее воздействие на порядок, установленный границами вещей, само становится объектом, которым можно произвольно распоряжаться. Там, где главным является право распоряжаться вещами, за ними признается только возможность полезного применения, а полезное применение в первую очередь означает использование. Использование представляет собой самый примитивный вид отношений между человеком и миром вещей. Оно не есть право собственности или владения. Использование продолжается, пока вещь не будет истрачена до конца, для такого использования мне не надо думать о приумножении, заботливом уходе, осваивании вещей. В использовании коренится вся наша бедность и нищета, ибо использовать что-то должен даже последний на свете нищий — по крайней мере это ему доступно.

Техническому коллективу свойственно использование и потребление вещей, и если хорошенько присмотреться, то мы увидим, что это целиком характеризует человека, растворившегося в техническом коллективе. Такой коллектив живет одним днем: он производит потребление и потребляет продукцию. Круг работ, необходимых для такого существования, определяется механикой; принцип этой работы растущее ускорение, ибо чем скорее продукт производства потребляется, а потребление вызывает производство продукта, тем более рациональным оказывается использование дорогостоящей машинной техники, которая тогда работает на износ. В ходе этого процесса все труднее выделяется собственность. Если же он приобретает достаточную степень ускорения — а это наступает в тот момент, когда автоматизм начинает играть ведущую роль, — то об образовании собственности больше не может быть и речи. Ведь в результате упразднения личностных границ отдельных вещей собственность вовлекается в потребление, она отчуждается и уничтожается путем использования. Собственность не может опираться на употребление и использование, так как по своему понятию она еще прочно связана с тем, что не растрачивается путем потребления, с вещью, существующей для себя, чья субстанция не подлежит растрате. Подмена представления о вещи, существующей для себя, чем-то другим означает конец права собственности. Мир вещей, потребляемых в условиях порядка, основанного на собственности, опирается на мир вещей, не подлежащих потреблению, и все, что можно взять из этого мира, подчиняется правилам пользования его плодами. Нарушив правила, я тотчас же ставлю под угрозу свою собственность. Эти правила действуют и в праве наследования, для которого характерны легитимность и континуальность, не допускающие перерывов и пробелов. Поэтому все действия, направленные против права наследования, против открытия наследства, являются действиями против собственности и основанного на ней порядка. К таким действиям относится налог на наследство, для его оправдания государство так и не нашло удовлетворительного юридического обоснования. Но в техническом коллективе, где достояние, передаваемое в наследство, все уменьшается, этот налог воспринимается как нечто само собой разумеющееся, и поэтому для его взимания не требуется юридического обоснования. Государство же не могло подыскать правового обоснования, пока оно само, подобно собственности, опиралось на право наследования.

Тот факт, что вещи, на которые распространяется право собственности, со временем более или менее быстро изнашиваются, теряют свою полезность и что в этом случае возможен отказ от собственности или, как выражаются юристы, возможна их дерелинквация, не наносит ущерба праву собственности. Однако если бы не существовало других вещей, кроме потребляемых без остатка (res, quae usu minuuntur vel consumuntur¹⁹⁶) или заменимых (res, quae pondere, numero, mensurave constant¹⁹⁷), то есть вещей, по определению предназначенных для потребления или продажи, как-то: продуктов питания или вещей, которые продаются и покупаются не поштучно, а по весу или объему, то в этих условиях не мог бы сложиться устойчивый порядок, основанный на собственности. Между тем всегда существуют и другие вещи, с которыми мы неохотно расстаемся, даже когда нам грозит опасность, когда мы находимся в бедственном положении или под давлением необходимости. Есть еще земля, своя земля, а земля и в огне не горит и войну перестоит. Я часто слышал эту поговорку, потому что вырос не в техническом коллективе, а в мире собственности, в деревне, и мои родители и наши соседи были людьми этого мира. Понятие соседства обозначает разграничение, принадлежит порядку, связанному с собственностью. Соседство относится к области пространственных отношений, так что есть большая разница в том, живешь ты только в окружении современников или еще и рядом с соседями. Там, где кончаются соседские отношения, — а они кончаются там, где начинается технический коллектив, — там уже не бывает и соседей. Нетрудно заметить, что крестьянская скупость, суровость, недоверчивость и замкнутость связаны с тем, что крестьянин является собственником. Эти черты вырабатываются у него под влиянием бережливости и заботы о своей собственности. Человек технического коллектива в этом смысле не скуп, он и не может быть скупым, так как в его мире — мире, где нет собственности, — скупости не на что опереться и мало что может способствовать ее развитию. Люди начинают пренебрежительно относиться к собственности, в особенности к чужой. Но человек технического коллектива — и не даритель, он не сыплет щедротами, потому что подарки, щедроты занимают в рамках коллектива лишь незначительное место. Да в мире труда и не может быть иначе. В этом мире, который представляет собой чередование поступательного и обратного хода механических рабочих действий, по-настоящему нет места счастью и удаче (о чем здесь и идет речь). Удача приходит нежданно-негаданно, ей любезно все непредвиденное и неожиданное. Фортуну нельзя привязать к механически определенному месту, механически определенному времени и мастерскому навыку механической работы.

Собственность вырастает на такой основе, в которой отсутствует убыль субстанции. Уже этот факт позволяет разглядеть иммобильное, не допускающее распоряжения собой начало собственности. Недоступность для распоряжения представляет собой коррелят субстанциальной сохранности. Эти два свойства соответствуют друг другу так же, как доступность для распоряжения соответствует потерям субстанции.

Остается добавить, что иммобильная собственность довольствуется небольшой прибылью. Чем она иммобильнее, тем меньше приносимые ею доходы, в особенности те, которые, отделясь от нее, поступают в свободное распоряжение, превращаясь в подлежащие обмену материальные блага, или из материальных благ превращаются в деньги. Этим больно сейчас все крестьянское хозяйство, оказавшееся в условиях коллектива. Какой из этого следует вывод? Вывод состоит в том, что денежное хозяйство начинается с усиленного потребления и развивается вместе с ним, его предпосылкой является увеличение доли используемого дохода. При замкнутом в себе и основанном на собственности хозяйствовании деньги не имеют большого значения. Этот замкнутый порядок может быть нарушен только при увеличении доли использования дохода. Большой объем обменного продукта взрывает собственническое хозяйство изнутри, деньги его расшатывают. Однако использование доходов сдерживается вещественными границами собственности. Вещественные границы можно сохранять только в условиях, когда определяемая ими собственность не подвергается субстанциальной убыли. Для сохранения вещественных границ необходимо при усиленном использовании приумножать субстанцию собственности путем тщательного ухода. Приумножение субстанции всегда предшествует использованию.

В техническом коллективе усиленному использованию предшествует убывание субстанции. В этом уже заложены условия утраты собственности, поскольку в коллективе собственность не имеет значения. Доказательством этому может служить отношение к почве. Утверждение, что отказ от пустующих и лежащих под паром полей и введение искусственных удобрений означает наступление на крестьянскую собственность, многие воспримут как преувеличение. Между тем с появлением машинной техники в земледелии это становится очевидным фактом. Мы, разумеется, не собираемся оспаривать необходимость искусственного удобрения в условиях коллектива. Ведь это, в точном смысле слова, мир без гумуса, мир, который непрерывно уничтожает существующий гумус и в котором чрезвычайно затруднено образование нового гумуса. Посыпание полей искусственными удобрениями служит наглядным подтверждением того, что естественное почвообразование отстает от потребности человека. Плодородная почва, та землица, которая прежде спасала собственника, помогая ему пережить все войны и все пожары, обнаруживает теперь характерные признаки нехватки. Множатся площади истощенных, неплодородных земель. В этом может убедиться всякий ознакомившийся с данными почвоведения. Машина по своим свойствам находится в глубоком противоречии со всем, что связано с гумусом. Она страшно далека от процесса всеобщего превращения, во многом служащего залогом надежды, ведь машина совершенно стерильна как порождение особого рода мышления, для которого не существует превращений, а есть только прогресс, развитие, искусственное разведение, отбор и прочее в этом роде.