27 Границы вещи и личности и перекройка, производимая нормированием. Управляющая роль универсального рабочего плана. Цепная реакция и мировая война.

Накопленные в аккумуляторах могучие силы, силы мобильные, которые и человека делают мобильным, то есть пассивно подвижным, вырываются на свободу. В результате их взаимодействия возникает план, объединяющий в себе все доступные для использования силы, план, механический как по замыслу, так и по своему осуществлению.

Каков порядок механического движения в условиях плана? Движение регулируется механическими центрами управления, которые представляют собой связующее звено между аппаратурой и организацией и через которые осуществляется управление механическим движением. Здесь нужно остановиться на одном процессе, понимание которого необходимо для того, чтобы уяснить некоторые оставшиеся до сих пор незамеченными закономерности. Ясное представление об этом процессе дает ключ к пониманию целого ряда различных вещей. Речь идет о следующем.

Характер нашего автоматизма таков, что деление, производимое в связи с нормированием, перестает совпадать с теми границами лиц и вещей, на которые опирались наш прежний режим и система правопорядка. Примеры механического передела, нарушающего в ходе нормирования границы вещей, можно видеть в расположении железнодорожных магистралей, электрических линий передачи и трубопроводов. В процессе такого передела границы вещей, являющиеся одновременно личностными границами, то есть границами, обозначающими право собственности и владения, не принимаются во внимание, их рассекают на части. Здесь мы можем лишь вкратце обрисовать последствия такого подхода. Этот конфликт имеет далеко идущие последствия, затрагивающие самые глубинные причины недовольства и раздоров, характерных для нашего времени и нашей жизни. Наше правовое устройство, наш правопорядок покоился на четко очерченных представлениях о лицах и вещах и об отношениях лиц и вещей друг к другу. Нормирование так все перекроило, что новое деление уже не совпадает с границами старого права и старого правопорядка. Правопорядок оказывается поставленным под вопрос, создается такое впечатление, что мы живем за счет его разрушения. В условиях сплошного автоматизма, работающего с величайшей точностью, угрожающе пошатнулся весь правопорядок. Он не мог не расшататься, потому что трудно сочетается с миром автоматических функций. В прошлые времена вся деловая и производственная деятельность протекала в рамках порядка, основанного на собственности. Ныне же право приобретает характер временных установлений. Оно превращается в свод правил предприятия, становится составной частью производственного распорядка и регулируется требованиями производства. Производственный порядок ориентируется на механическое движение, а не на человека, вещи и границы вещей. Производство уже не замыкается на отдельном предприятии, а охватывает всю техническую сферу в целом с ее механической деятельностью. Теперь вопрос уже стоит так: не теряет ли понятие государства своего значения и не становится ли оно тождественным производству, не превращается ли вся власть и все право в производственный распорядок? Проблемы прикладной механики, можно сказать, решены. Ничто уже не препятствует увеличению числа автоматов. Нерешенными остаются вопросы, возникающие в связи с прямым и косвенным воздействием механики на человека. Сейчас уже очевидно, что автоматизм не ограничивается своей замкнутой сферой, а вызывает движение, в которое вовлекается весь комплекс аппаратуры и организации в их взаимодействии. Часть, кусок, отрезок стремятся выйти за пределы своей частичности и дробности, не для того чтобы изменить свой нормированно-матричный характер, а для того чтобы включиться в единый поток движения, объединяющий весь процесс дробления по типу конвейерной ленты. План, к которому мы таким образом приходим, представляет собой сначала не что иное, как этот движущийся конвейер, в работе которого число повторяющихся, математически предсказуемых рабочих действий уже достаточно велико, чтобы на него могло успешно опираться планирование. Обозначить характерные признаки плана значит выявить автоматизм отдельно взятого автомата. Поэтому в самом автоматизме должна заключаться способность соотносить с собой каждое имеющееся в распоряжении механическое движение. Так оно и есть на самом деле, в автоматизме мы видим метод установления механического порядка, при помощи которого все механические движения направляются в единый центр, с тем чтобы от него получить свое целевое направление. Если бы не центр, движение бы развалилось.

Поскольку эффективность плана и его успех зависят от числа имеющихся в распоряжении механических повторений, то его влияние и масштаб зависят от соответствующей стадии развития. Сначала план вообще отсутствует, как это можно наблюдать в начале движения. Затем он создает свои скромные центры и начинает сплетать сеть, стягивая все туже ее ячейки. План развивается на отдельных предприятиях, охватывая одну фабрику, один комбинат. Затем он проявляется в масштабе промышленных районов, где уже образовалась крепкая связь между аппаратурой и организацией: в Манчестере, в Руре, в районе бакинских нефтяных промыслов. План проходит различные ступени развития, на самых первых еще не осознаваясь как план, затем поднимаясь на уровень сознательного планирования. Стремясь преодолеть пространственную раздробленность и изолированность, он развивается вширь, превращаясь в рабочий план, охватывающий целые народы и государства. Это план нового типа. Новизна его заключается не в том, что с его помощью планируется работа, ведь работа и планирование существовали всегда. Новизна его заключается в том, что планирование теперь входит в тесную связь с новым явлением: оно прочно привязано к автоматизму и нормированию. Приняв это во внимание, начинаешь также понимать, что новый план искусственно привит к старому. Он ведет к изменению понятия работы и требует связи с новым понятием работы. Таким образом, он все набирает и набирает силу, пока не достигает стадии, на которой его можно назвать специальным рабочим планом, то есть той стадии, на которой мы сейчас находимся. Четырехлетние и пятилетние планы, целью которых является не что иное, как усовершенствование автоматизма посредством установления более четких и всесторонних связей между аппаратурой и организацией, представляют собой специальные рабочие планы. Одновременно такие планы относятся к мероприятиям отсталых стран, которые вынуждены форсировать свое развитие; в странах с высокоразвитым автоматизмом специальный рабочий план не требует для своего выполнения сосредоточенных усилий, которые должны укладываться в строго определенные сроки. Выходя из этой сферы, план, поскольку он в силу своих механических предпосылок не привязан к пространственным границам, разделяющим отдельные государства, страны и народы, стремится к тому, чтобы развернуться в планетарном масштабе, то есть стремится создать такое централизованное управление, которое контролировало бы взаимодействие аппаратуры и организации в масштабе всего земного шара. Таким образом, он превращается в универсальный план. На этой стадии наивысшего развертывания механических сил план разбивает систему границ, обеспечивающих самостоятельность отдельных государств, стран и народов, и вызывает к жизни те конфликты, которые нам хорошо известны, так как они возникли на нашей памяти и мы при них выросли. Эти конфликты возникают и будут возникать в дальнейшем, поскольку вопрос об управлении и руководящей роли в осуществлении универсального плана вызывает столкновения интересов, которые не поддаются мирному разрешению. В процессе поступательного развития техники для нас все яснее становится ход и направление исторического движения. Порой легко может показаться, что это движение сводится к тому, что историческое развитие вообще поворачивает вспять. Такое впечатление возникает оттого, что преодоление механического сопротивления приводит к высвобождению все более мощных стихийных сил, настолько мощных, что в исторических процессах ощутимым становится дыхание грядущих стихийных катастроф. Однако если мы будем исходить в своих рассуждениях из такого предположения, это приведет нас к слишком поспешным выводам. Нам неизвестно, какое сопротивление заложено в самом историческом движении. Рациональность происходящего определяется точно просчитанным взаимодействием аппаратуры и организации. Им же измеряется достигнутый успех. Сам факт успешности не подвергается сегодня со стороны техников никакому сомнению. Овладение атомной структурой материи, казалось бы, позволяет человечеству ожидать свершения небывалых возможностей. Отчасти ожидания оправданны. Однако эти возможности меркнут по сравнению с тем мощным процессом распада, который представляет собой необходимое условие на пути их реализации. Нельзя ожидать, что атомная техника играючи даст нам то, чего не дала ни паровая, ни электрическая, — вечный двигатель. Вечный двигатель — фантом, который маячит перед воображением как конечный результат процесса абстрагирования, иначе говоря, как его идеальный вариант. Но как бы не были важны наблюдения, дающие представления о последствиях применения новой аппаратуры, еще более важным является вывод. Процесс расщепления, происходящий в мышлении, отражением которого является механицизм, вызывает еще гораздо дальше идущие последствия. Они заключаются в атомизации исторической структуры, которая выражается в том, что в исторических процессах начинает отчетливо проступать их атомарная структура. Цепные реакции начинают проявляться в исторической жизни. Это и есть то, что мы иначе называем веком мировых войн, и этот век есть одновременно век появления универсального рабочего плана.

28 Критика универсального рабочего плана. Потребительский характер движения в целом. Наука как служанка универсального рабочего плана. Автоматизм как итог гегелевской диалектики. Соотношение между историей и внеисторическим.

Универсальный рабочий план, целью которого является полная и окончательная технизация и который по своей структуре носит планетарный характер и управляется из единого планетарного центра, сначала представляется решением всех запутанных проблем, с которыми столкнулись государства и нации. Этот план, с которым люди связывают представления об исключении из человеческой жизни всякого риска, об установлении арифметического равенства, об экономии труда, об изобилии и беззаботном существовании, неизбежно терпит крушение, поскольку он основан на ошибочных расчетах и неверных представлениях о человеке. Этот план неизбежно терпит крушение, так как может осуществляться только ценою убытков, которые характеризуют его как хищнический и разрушительный. Идет не только односторонняя работа машин на пользу человека, человек, на которого они работают, сам приобретает черты машин, и это уподобление человека машине приводит в конце концов к тому, что машинное производство начинает обходиться без человека. В план, как и в машину, приходится вкладывать больше, чем можно получить от нее прибыли. Но это значит, что из человека нужно вытянуть больше, чем можно в него вложить. Поборники плана не хотят признавать потребительского характера этого движения в целом. Процесс в целом не дает никакой прибыли, а только приводит к дополнительному потреблению, необходимому для его поддержания. Его мощь, его самодвижущаяся динамика, его неукротимое, вулканическое развитие тем и объясняются, что он создает дополнительное потребление, не брезгуя при этом никакими средствами, не останавливаясь ни перед чем. Дальнейшее развитие этого процесса, как явствует из напряженности прилагаемых усилий, не может продолжаться бесконечно. Скорее всего, до его окончания осталось не так уж много времени.

Здесь, вероятно, последует возражение: мол, если это так, если все движение в целом, а следовательно, и универсальный план, представляющий собой не что иное, как управление, руководство, централизацию всего этого движения, то есть то, что предназначено для руководства работающими в единой связке аппаратурой и организацией, не оправдывают связанных с ними ожиданий, если занятые этим делом работники должны будут его оставить, как некогда вынуждены были оставить Вавилонскую башню, то почему же все это происходит? Почему человек пускается в эти игры? Почему он не прекратит эту работу? Все это наивные вопросы, однако на них можно ответить следующее. Движение достигло той точки развития, когда оно продолжается уже само собой, автоматически, с механической необходимостью. Оно достигло точки, когда его уже нельзя просто так остановить, так как у него есть свои внутренние закономерности, оно носит исторический характер, приобретенный им в результате многолетней, многовековой работы, вложенной в него человеком. Универсальный рабочий план означает не что иное, как централизованное включение в хозяйственную деятельность человека, являющегося представителем массы, его хозяйственное использование. Мы находимся в самом центре Мальстрема. И в то же время наше теперешнее положение обязывает нас ради самозащиты, ставшей жизненной необходимостью, научиться такому мышлению, которое было бы неоднородно этому универсальному рабочему плану, которое нельзя было бы включить в него в качестве одной из рабочих конструкций или гипотез, то есть как используемый и подлежащий потреблению составной элемент. Мы должны вступить с ним в борьбу, чтобы не дать ему себя поглотить.

Каковы отношения между наукой и универсальным рабочим планом, в каком положении оказывается наука по отношению к этому плану? Какое значение имеет для этого плана наука? Большое, пока делает то, чего он от нее требует: тогда это наука планирования. И план принуждает ее к выполнению этой роли, навязывает и будет навязывать ей эту роль. Раньше науку определяли как нечто, лежащее за пределами такого плана. С субъективной точки зрения наука — это состояние человека, который знает, то есть обладающего знанием. С объективной точки зрения она представляет собой определенным образом структурированную совокупность знаний, добытых путем систематизации и применения единого метода. Если задуматься о том, что может служить символом человеческого знания, то вспоминается понятие энциклопедии, систематизированного науковедения. Наука в ее чистом виде занимается фундаментальными исследованиями, в остальных случаях — прикладными исследованиями. Знание может быть получено индуктивным или дедуктивным путем, может быть реальным или формальным, эмпирическим или философским. Но для плана все эти различия и систематизация наук не имеет никакого значения, так как план требует от науки ответа только на один-единственный вопрос: согласна она быть на службе у плана или нет. За наукой больше не признается независимость от плана, она изначально включена в план и должна подчиняться его директивам, следовать его генеральной линии. План — это данность, предписания которой безусловны для науки, его предписания препарируют мышление в соответствии с ним и его требованиями, указывают его направление. План не терпит при себе никаких контролирующих инстанций, не терпит для себя ничьей указки.

Тут можно было бы возразить, что такого универсального плана еще нет. Действительно, пока нет плана, охватывающего все население планеты, которым управлял бы сосредоточенный в определенном месте немногочисленный мозговой центр, распоряжаясь людьми и ресурсами посредством доведенных до совершенства автоматических методов. Но зато есть детально разработанные специальные планы, которым вынуждена подчиняться значительная часть живущих на земле людей. Эти специальные рабочие планы являются моделями и зачатками универсального рабочего плана. Какие же характерные особенности свойственны им всем? Вера в то, что техническими средствами можно решить все проблемы, в том числе ликвидировать бедственную нехватку чего бы то ни было, что и послужило причиной их появления. Для этих планов характерны механические расчеты, которым должен подчиняться человек, стремление свести условия существования человека до минимального уровня, причем все расчеты планирования производятся исходя из этого минимума. В таких планах всегда чувствуется присутствие деятельной воли и проницательного рассудка, но за ними стоит элементарная нужда, она-то и является их движущей силой. Вопрос о положении науки в условиях плана, зависимость от которого означает, что наука вместе с самим планом становится объектом потребления, звучит отнюдь не отвлеченно, и практический опыт уже дал на него ответ. Разумеется, такие планы не сочетаются с утонченностью и бережным подходом при решении поставленных задач, принципы, на которых они построены, радикальны и безжалостны. Например, врач, который, ревностно выполняя план, забывает о том, что его профессиональная обязанность состоит в лечении пациентов, а не в умерщвлении душевнобольных, слабоумных, калек и неугодных, то есть забывает сверять свои профессинальные решения с голосом совести, в конце концов окажется в том положении, которое возникает, когда наступает крах специального рабочего плана.

Неизбежно ли появление универсального рабочего плана? На этот вопрос невозможно ответить с полной уверенностью. Однако вероятность того, что такой план появится, весьма велика, она достаточно велика, чтобы оправдать интерес к этому явлению и его возможным последствиям. Кто не видит этого, тот, очевидно, совсем не понимает, что происходит вокруг, он слеп, как страус, который, спасаясь от охотников, прячет голову в песок.

Если, наконец, нам захотят возразить, что в масштабе подобных процессов отдельный человек ничего не значит, то есть право принимать решение перешло теперь к коллективу, то в этом есть своя доля правды. План — великая сила, он располагает необходимым арсеналом оружия, которое позволяет ему наносить удар заранее, чтобы еще в зародыше подавить всякое сопротивление. Он имеет опору в лице всех зависимых ученых, которые подводят под него теологический фундамент, говорят о его биологической оправданности, приводят нравственные обоснования, снабжают механическими аргументами. Но этот колосс стоит на глиняных ногах. На самом деле отдельный человек в наше время стал не слабее, а сильнее, чем когда-либо. Его свобода получила в мире механической необходимости более основательное подкрепление, чем когда-либо прежде. В эпоху нигилистических построений он впервые приходит к тому, чтобы полностью осуществить свою свободу. Sero sapiunt Phryges.²³⁴ Лишь после того, как оказываются побиты.

Человек, который отвык и позабыл, что к земле нужно относиться, как к матери, перестает быть сыном земли. Он живет на картезианском глобусе, который мертв и вследствие этого подлежит безжалостному использованию. Его понимание истории включает в себя взгляд на природу как на нечто безответное. Тот, кто сконструировал обладающее самодвижением понятие, которое мыслится как универсальное, указал также метод необходимого дальнейшего движения, благодаря которому становится очевидным развитие идеи и который ведет ко все более конкретному познанию истины. Каким представляется этот метод необходимого прогрессивного движения с его многообразными переходами с точки зрения современного понимания? Он ведет к автоматизации механики, в которую человек включил и самого себя. Целью нашего исследования было вскрыть потребительскую, истребительную силу этого автоматизма. Читатель, который в этом более или менее разобрался, прочел книгу с пользой для себя. В обстановке исторического движения, сила которого направлена на уничтожение и действует во вред человеку, необходимо уяснить себе следующее.

Внеисторическое нельзя противопоставить истории как ее противоположность, поскольку оно, напротив, представляет собой почву, которая ее питает, ее субстрат, ее hypokeimenon.²³⁵ Внеисторическое — это не пройденный и не будущий этап, оно лежит внутри нас. (!!!) Если эту почву разрушить и уничтожить, не будет никакой истории. Как и всякое сознание, историческое сознание связано с определенной субстанцией, которая питает его жизненной силой, из которой оно добывает огонь и свет. Мы не можем себе позволить взять и уничтожить эту субстанцию, мы должны ее беречь. И она не возникает из Ничто: либо она есть, либо ее нет. Чисто потребительское сознание ведет себя по-разбойничьи, по-воровски, поэтому научное знание стало двусмысленно. Тот арсенал понятий, с которыми работает наука и которые становятся все более точными, все больше напоминает орудия взломщика. Успешность его применения не подлежит сомнению. Но процесс познания происходит не ради успеха. Познание — это не цепочка хитроумных изобретений, не лукавая система, нужная для того, чтобы опустошать сундуки и мешки. Не наука принесет нам исцеление. Земле нужен человек заботливый, человек-пастырь. Нам предстоит заново научиться тому, как нужно относиться к матери. Тогда и для нас наступит благоденствие.