21 Воздействие автоматизма на человека. Человек в техническом коллективе.

Поскольку человек, запустив процесс автоматизации, расплачивается за него потерей своей личности, мы можем наблюдать, что дегуманизация приобретает новые черты. Даже проявления жестокости принимают характер холодного планирования. Холодность аппаратуры отражается и в организации. Но говорить тут о жестокости значит допустить неточность. Жестокость невозможна без работы воображения, без какой бы то ни было изощренности. Во всякой изощренности, если она заходит слишком далеко, есть доля жестокости. Автоматизм же приводит не к жестокости, а к безразличию и эмоциональной тупости по отношению к страданию, которое повсеместно обнаруживается, когда коллектив организует массу. Безразличие к страданию — разумеется, к чужому страданию — является тут результатом не стоического волевого усилия, а привычного механического отупения. Каковы бы ни были неизбежные последствия, они принимаются как должное, к страданию относятся как к производственной аварии. Машины мертвы и бесчувственны, и в действиях коллектива проявляется эта нечувствительность к страданию, которое всегда носит личностный характер. Возникающие при этом чрезвычайные бедствия становятся понятны только если проследить их связь с аппаратурой и организацией. Когда аппаратура и организация разрушаются под действием какого-либо события внешнего или внутреннего порядка, тогда зависимые от аппаратуры и организации массы тотчас же оказываются на краю гибели. Планирование поддерживает порядок только до тех пор, пока оно само осуществляется при определенном порядке, каждый перерыв, каждая ошибка и каждое упущение тотчас же вызывает лавину тяжелых последствий. XX век с его катастрофами хорошо познакомил нас с ужасными последствиями этой зависимости, и было бы наивно полагать, что в будущем подобные бедствия станут менее жестокими. Ведь зависимость все время возрастает. Промышленные армии, военные армии, армии пленников коллектива повсеместно живут под угрозой голодной смерти в случае разрушения их аппаратуры и организации. А что творится среди голодающих масс, уже известно и можно не рассказывать.

Крупнейшие идеологические течения XIX века — национализм и социализм — в XX веке сливаются и образуют одно целое. Чем дальше идет развитие технического коллектива, тем больше оно способствует объединению. Различия между этими идеологиями исчезают, теперь уже не имеет смысла проводить между ними разделительную черту, докапываясь до едва уловимых различий, так как и та и другая стали одинаково подходящим горючим для поддержания работы аппаратуры и организации. На основе идеологий не образуется различий в человеческой субстанции, в их противостоянии выражается одна и та же воля, одинаковая как по характеру, так и по форме, спор идет только о средствах и методах. Политические системы, пришедшие на смену конституционной демократии, доказывают это своим существованием. Конституционная демократия является произведением политического искусства буржуазии, которая держит в своих руках все рычаги управления государственной системой. Но эта форма демократии несовместима с техническим коллективом, так же несовместима, как и правовое государство XIX века. Это следует осознать, чтобы не впасть в иллюзию.

Вопрос о том, жесток ли человек, окончательно растворившийся в техническом коллективе, не имеет смысла и ни к чему не ведет. У этого человека, как у всякого другого, есть свои достоинства и недостатки, но жесткость и мягкость не имеют решающего значения для его характеристики. Точно так же вопрос о доброте не имеет отношения к характерным качествам. Доброта или жестокость не относятся к числу тех свойств, которые можно безусловно признать за человеком или, напротив, констатировать их отсутствие. Одно из открытий, к которому мы только недавно пришли на основании долгого опыта, состоит в том, что именно среди жестких людей можно встретить по-настоящему добрых. Разумеется, мягкий человек тоже может быть наделен добротой, однако не следует смешивать мягкость и доброту. Есть много мягких людей, которые отнюдь не отличаются добротой. И будучи мягким, такой человек иногда может быть даже очень жестоким. Жесткий человек, наделенный добротой, это своего рода пробный камень; искра добра, высеченная из камня величайшей твердости, особенно драгоценна.

Происходит ли рост жестокости? Вряд ли. Да и не стоит посвящать этому вопросу пространные рассуждения. Промышленные отрасли сомнительного рода существовали всегда. Уже в старину были такие мануфактуры, которые, в отличие от фабрик и мастерских, занимавшихся обработкой жестких материалов при помощи огня и железа, занимались переработкой человеческих трупов. Производство изделий из человеческой кожи получило широкое распространение во времена Французской революции. Из сообщения от 20 сентября 1794 года мы узнаем о том, что в Медоне был фабрикант, занимавшийся выделкой человеческой кожи, используя трупы погибших на гильотине. Конвент выделил в поддержку этой отрасли промышленности сорок пять тысяч франков. Известно, что Филипп Эгалите всегда носил штаны из человеческой кожи. А у Гранье де Кассаньяка был экземпляр Конституции 1793 года с переплетом из человеческой кожи. Факт символический, так как ремни конституций всегда и всюду режутся из человеческой кожи. Из чего же еще их можно нарезать?

Старинная мануфактура основана на экономических началах и должна рассматриваться с экономических позиций. У нее был скромный объем и организация производства. Выпускаемые ею изделия были manu factum.²¹² Рабочий план этих предприятий строился в расчете на ручной труд. Рука здесь остается мерилом работы. С победой автоматизма эта разновидность плана не уничтожается одним махом, а поглощается другим, подчиняется ему, подгоняется под единую схему, к старой основе прививается новый план. Этот новый план есть не что иное, как автоматизированный коллектив, одно это уже объясняет, почему новая организация труда оказывается по сравнению с прежней неизмеримо более дорогостоящей и требующей больших затрат. Автоматизм ведет к организации человеческого труда в двух направлениях. Каждый рабочий план должен теперь рассчитываться не только сам по себе, но и с учетом растущей аппаратуры и организации. За многочисленными планами организации ручного труда уже не признается самостоятельное значение в отрыве от аппаратуры, любой труд должен брать на себя нагрузку дополнительных затрат, вызванных автоматической техникой. Отсюда очевидны истоки той огромной и неприкрытой неприязни, которую питает коллектив ко всем "самостоятельным", выказывая ее по всякому удобному случаю. Истоки этой неприязни имеют глубокие корни. Однако понятие самостоятельности еще предстоит здесь заново определить, нам нужно понять, что самостоятельность не тождественна экономической независимости. В списках, анкетах, отчетах и документах статистического учета коллектива, в которых человек становится объектом расчета и потребления, самостоятельный человек отождествляется с человеком, не имеющим постоянной работы по трудовому договору с оговоренным сроком действия и не получающим заработной платы. Это соответствует действительности, но не является исчерпывающим. Понятие самостоятельности меняется в условиях коллектива, и если быть точными, то следует добавить, что самостоятельным может считаться лишь тот, кто отстаивает свою самостоятельность по отношению к коллективу. А самостоятельным по отношению к коллективу я остаюсь только пока не принимаю аппаратного, предписанного организацией мышления, пока я продолжаю не признавать его механической генеральной линии. Если быть еще точнее, то я остаюсь самостоятельным, пока занимаю в отношениях с коллективом позицию собственника и пока в противоположность коллективу придерживаюсь законов мира собственности. Если я приму механическое понятие времени и пространства, свойственное коллективу, то уже перестану быть собственником. Я остаюсь собственником, если у меня есть собственные мысли и если я отказываюсь механически принимать способ мышления коллектива. Ведь человек, который представляет собой только социальный продукт, продукт среды, социальных процессов, технического коллектива, передвигаемый по чужой воле объект механических детерминаций, есть машина, артикул, составной элемент. Человек тем послушнее, тем меньше оказывает сопротивления, тем легче вписывается в технический коллектив, чем больше он в своем поведении уподобляется механизму, чем дальше заходит его превращение в технический продукт. Марксизм еще мог описывать человека как продукт экономики, сейчас на наших глазах происходит его превращение в технический продукт. В той мере, в какой человек еще сохраняет какую-то самостоятельность, он сопротивляется этому процессу, и это сопротивление происходит в условиях нарастающей угрозы, человеку приходится отстаивать себя в условиях усиливающегося принуждения и неприкрытого применения насилия. Ведь технический коллектив — это коллектив, который держится на механическом принуждении, он и не может быть иным, так как механизация достигает уже той точки развития, за которой она оборачивается необходимым принуждением. Планы этого мира труда неосуществимы без принуждения, а универсальный рабочий план, к которому устремлены все усилия коллектива, основывается на воплощении условий, в которых всякий труд принимает принудительный характер. Поэтому концентрационные лагеря неотделимы от развитого технического коллектива, они появляются там, где достигнута определенная степень автоматической четкости в протекании трудовых процессов. Концентрационный лагерь — это прежде всего тюрьма в сочетании с принудительным трудом, но постепенно он все больше и больше развивается в сторону принудительного труда, связанного с тюремным заключением. В концентрационные лагеря сначала отправляют политических противников коллектива, людей неугодных ему, несогласных с ним. Но концентрация заключенных в лагерях работников очень скоро выходит за первоначальные рамки. Подобно тому как сейчас промышленные отрасли переводят в районы с населением, которое хотят использовать для выполнения механической работы, точно так же и концентрационные лагеря можно устраивать где угодно, согласно спискам сгоняя туда целые армии людей на принудительную работу. Для этого они устроены и подготовлены.

Технический коллектив высмеивает всякое понятие о свободе, объявляет его ерундой. Он не смущаясь объявляет свободу капиталистическим обманом, а людей, которые сторонятся коллектива или выступают против него, не смущаясь объявляет преступниками. На нищих, не работающих, любителей праздности, вольных художников технический коллектив ставит клеймо "асоциальности", так же он поступает в отношении цыган, евреев, душевнобольных, слабоумных и всякого, кто вступает с ним в конфликт. Такие термины и понятия-ловушки используются им как надежный прием, с помощью которого можно задушить практически любого человека. Целые научные дисциплины — такие как статистика, социология, психология, медицина — выступают в качестве подручных технического коллектива, помогая ему вести охоту на людей.

Место собственника занимает теперь функционер, отдающий распоряжения. Возможность принимать решения он получает благодаря тому, что действует в условиях такой действительности, где все можно свести к функциям и результатам выполнения этих функций. Функция представляет собой волевой акт, связанный с развитой машинной техникой и предполагающий ее наличие. Как машине свойственно выполнение механически повторяемых функций, упорядоченных во времени, так и человек в том же самом смысле становится носителем функций. Каузальное и целесообразное мышление, заложенное в машине, теперь выступает из нее и превращается в организацию труда. Руководство этой организацией осуществляют функционеры.

22 Технический коллектив и автоматизм. Продолжающаяся монополизация финансов и механики. Технический коллектив как механический производитель и потребитель. Преобразование государственной системы. Специальные коллективы и коллектив в целом. Тесная связь коллектива с автоматизмом. Механический рабочий план как план эксплуататоров. Техника методов отвлечения. Фотография. Методы механического тиражирования. Техническая реклама и пропаганда.

Где возникает технический коллектив? Он образуется всюду, где автоматизация техники достигла соответствующего уровня. Предпосылкой возникновения коллектива всегда является наличие автоматизированной техники, без этого он не может существовать. Его работа определяется присутствующим в нем автоматизмом и его функциями. Само слово "коллектив" следует воспринимать как механическое понятие, понимая его как отражение реальных динамических процессов. Коллектив — это не состояние, он всегда находится в развитии. Он представляет собой машинный коллектив с точки зрения аппаратуры, трудовой коллектив с точки зрения организации. Ведь определяющими для коллектива являются два основных момента, тесная связь которых уже описана в "Совершенстве техники" и от четкого функционирования которых зависят все функции коллектива: отношение механической аппаратуры к организации труда и отношение организации труда к аппаратуре. Между этими моментами существует непрерывное взаимодействие, своего рода mutuum commercium.²¹³ Ведь механическое действие есть взаимодействование, так как все тела, влияющие на динамическое состояние другого тела, в свою очередь испытывают такое же воздействие с его стороны. Эта тесная связь между аппаратурой и организацией является источником всех сложных производственных связей, благодаря ей в эпоху машинного капитализма образуются гигантские заводы, тресты, картели и синдикаты, всевозможные монопольные предприятия. Такие же сложные связи создает и финансовый капитал, развивая технику финансового дела и учреждая комбинированные банковские предприятия, всевозможные системы участия и управления, которые подчиняют себе финансы, денежные потоки принимающей все более централизованный характер организации. Здесь, как и во всей сфере автоматической техники, складывается сеть организаций. Крупные банки раскидывают сеть своих филиалов по всем странам, эта сеть состоит из местных отделений, депозитных касс, обменных пунктов, долевого участия в других банках. Вексельное обращение, чековое обращение, обращение сберегательных вкладов также образуют свои сети. Символические деньги и безналичные деньги совершают свое движение в условиях автоматически работающих сетей. Деньги не есть нечто изолированное. В финансовой сфере изоляционисты терпят поражение в борьбе с интервенционистами так же часто, как и в политике. Возмущаясь этими процессами, Ленин говорит о "финансовой олигархии", но при этом умалчивает, что никакой марксизм не в силах тут никогда ничего изменить. Потому что в условиях технического коллектива это механизированное денежное хозяйство окончательно разовьет свою гигантскую организацию, добьется еще большей концентрации и обретет небывалое могущество.

Технический коллектив формируется в непрерывном чередовании прогресса и регресса. По своей сущности он является одновременно механическим производителем и потребителем, производит потребление и потребляет продукцию производства. Технический коллектив — гигантский распределитель. Это организация, основанная на дефиците, который невозможно преодолеть, поэтому его деятельность носит экспансионистский характер, стремится к постоянному расширению. Дело в том, что работа коллектива, как и всякой, машины, убыточна; законы термодинамики справедливы и для технического коллектива в целом. Это убыточный коллектив, и поскольку он уничтожает собственные субстраты, то вынужден во что бы то ни стало расширяться. Ему свойственны империалистические устремления, которые носят еще более хищнический характер, чем это было при монополистическом капитализме, в недрах которого скрытно зарождался коллектив.

Технический коллектив — это не государство, не нация и не религиозная общность. Государственные и национальные границы не совпадают с границами его сферы. Это не Америка, не Россия не Швеция и не Швейцария. Коллектив по самой своей сути не имеет тех устойчивых границ, которыми обозначена территория государств и наций. Вещественных границ он не признает, пространственных границ для него не существует. Он не считается с исторически сложившимися территориальными границами. Свои технические коммуникации, неизменно ведущие к насосным станциям, он прокладывает через моря и земли, через территории чужих государств. Со своей стороны коллектив не видит ничего затруднительного в том, чтобы превратить весь земной шар в единый технический коллектив. Начало этому уже в значительной степени положено. Там, где коллектив пришел к власти, он начинает преобразовывать государственное устройство, подменяя его технической организацией.

Конфликты XX века невозможно понять, не осознав того, что война является неотъемлемой принадлежностью технического коллектива, и того, что разрушение границ и ниспровержение старых форм господства является насущной задачей коллектива. При этом коллектив оперирует понятиями уже несуществующей демократии. Мировые войны невозможно объяснить такими причинами, как межгосударственные и межнациональные различия, так как последние носят локальный характер и ничего не проясняют в общем ходе событий. Мировые войны можно понять только если трактовать их как направленные на обеспечение и подготовку единого всемирного коллектива, (!!!) а следовательно, предопределяющие, кто потом будет сидеть в центральном правлении, кому в этом всемирном коллективе будет принадлежать решающее слово и кто будет отдавать распоряжения, подлежащие неукоснительному исполнению.

Отличительной особенностью автоматизированной техники является то, что она вызывает повсеместное образование специальных коллективов. Характер этих специальных коллективов не таков, чтобы они могли существовать сами по себе, каждый из них, скорее, похож на протез, движение которого зависит от движения всех прочих подобных коллективов. Процесс их возникновения отчетливо вырисовывается перед нами лишь тогда, когда мы поймем, что с увеличением числа автоматов возникает автоматическая организация, которая подчиняет себе человеческий труд. Образуются те сети, кольца, круги, в которых повторяется механическая работа. Так возникает транспортный коллектив, сталепромышленный коллектив, угольный коллектив, электрический коллектив, коллектив телефонной связи, радиоколлектив. Каждая разновидность автоматизма создает свой специальный коллектив, связанный со всеми остальными в единый шестереночный механизм. Технический коллектив в целом состоит из таких специальных коллективов. Каждый из них включает в себя машинный коллектив и рабочий коллектив, а технический коллектив в целом также соединяет в себе машинный и рабочий коллективы. Коллектив в целом подчинен механистическому понятию времени и пространства, его работа опирается именно на него. Только учитывая это, мы поймем, почему неизбежно должно появиться плановое хозяйство — ведь плановое хозяйство и есть не что иное, как перенесение механистического понятия времени и пространства на область человеческого труда.

Первоначально плановое хозяйство трактуется с экономической позиции. К идее планового хозяйства приводят экономические соображения. Предпринимаются попытки дать ему экономическое определение, вложить в него экономический смысл. Однако плановое хозяйство означает такое использование человеческого труда, при котором работа ориентируется на аппаратуру, на автоматы. Конечно, работа человека, как правило, связана с планированием, то есть имеет перед собой определенную цель. Новое же тут состоит в том, что этот план привязан теперь к автоматам, и их механически точное функционирование подчиняет себе работу человека и план работ. Это имеет решающее значение. Коллективисты старого образца стремились к установлению общественной собственности на средства производства, включая также землю, и требовали учреждения такой системы производства, которая основывалась бы на свободном товарищеском объединении. Трудовой вклад каждого должен был определять его долю как участника коллектива. Относительно желательных размеров коллектива существовали различные мнения. Одна часть коллективистов придерживалась изоляционистского принципа, другая их часть — интервенционистского принципа. Одни мечтали о небольших, самостоятельных коллективах, которые потихоньку жили бы каждый сам по себе, другие — о централизованном коллективе, который вобрал бы в себя всех и вся. Технический коллектив не имеет уже ничего общего с этими идеями. В его условиях невозможно представить себе ни такую систему производства, которая основывалась бы на свободных товариществах, ни долевого участия в соответствии с мерой произведенного труда. В действительности мы видим совершенно другую картину.

Как только технический коллектив начинает осознавать движение сил внутри себя, он устанавливает над ними единое управление, осуществляемое из технических центров. Он сам определяет свой статус технического коллектива. Как же это происходит? И где именно зримо проявляется эта тенденция? Это происходит благодаря рабочему плану. Рабочий план является признаком того, что технический коллектив достиг нового уровня власти. Рабочий план фиксирован во времени и в качестве генерального плана включает в себя все участки деятельности специальных коллективов. В этом плане отражается общее направление деятельности технического коллектива, в нем он формулирует свои задачи и провозглашает определенную цель, которую намеревается достигнуть. Технический коллектив ставит себе задачу увеличить производство потребления и потребить больше произведенной продукции. Он неизбежно вынужден наращивать все свои усилия. О сути такого наращивания Валери в "L'idee fixe" выразительно писал: "De plus en plus fort, de plus en plus grand, de plus en plus vite, de plus en plus inhumain, — ce sont des formules d'automatisme".²¹⁴ Если мы спросим себя, чем же этот автоматизм отличается от автоматических движений человеческого тела, от автоматических мускульных движений, которые физиологи выделяют как особую разновидность, отличную от рефлекторных и произвольных движений, от сердцебиения, от дыхательных движений, то увидим, что отличие заключается в зависимости автоматических телесных движений от другого вида движений, причем от этой зависимости невозможно освободиться. В техническом автоматизме зависимость зашла дальше непроизвольной стадии, его управляемость носит произвольный характер. Моторика автоматизма сделала зависимым все, стремясь подчинить разнообразие движений главному непрестанно ускоряющемуся движению.

В рабочем плане получает свое выражение воля коллектива к дальнейшему усилению эксплуатации земли и человека посредством насильственных методов. Для осуществления этой задачи используются все возможные средства, что и приводит к замене свободных трудовых отношений принудительным трудом. Рабочий план рассматривает человека как существо, которое при минимальных расходах на оплату его труда можно использовать с максимальной выгодой. Все разновидности хищнической эксплуатации достигают невиданного масштаба.

Однако появление рабочего плана служит не только знаком того, что технический коллектив намерен показать и усилить свою власть, но и признаком бедственного положения и нужды. Рабочий план появляется под давлением аппаратуры. Если мы обратимся к покоящемуся в себе, сберегающему и приумножающему свою субстанцию порядку, основанному на собственности, то увидим там планомерную, целеустремленную деятельность, но нигде не обнаружим попыток подчинить эту деятельность еще и всеохватному, требующему больших затрат автоматизму. В отличие от собственника, которого ничто не вынуждает проедать свою собственность и которого кормит приносимый ею для того и предназначенный приход, коллектив находится в гораздо менее выгодном положении. В условиях коллектива уже не может быть речи о предназначенном для потребления приходе, приносимом собственностью в условиях сохранения и приумножения субстанции. Коллектив погиб бы от голода и неизбежно начал бы сам себе пожирать, если бы он ограничил свое потребление подобным предназначенным для потребления приходом. Главная забота коллектива — сохранять то положение, которое позволяет ему продолжать неограниченное истребление субстанции. Ведь он может успешно развиваться только при условии бесперебойного продолжения этого процесса. Рабочий план подчиняется закону основывающихся на дефиците организаций, которые осуществляют рационализацию своего устройства, для того чтобы расширять масштабы проводимой ими хищнической эксплуатации. Потому что добывать субстанцию становится все труднее.

В одном из своих писем Маркс говорит, что техники "будут нашими принципиальными врагами и будут нас обманывать и предавать при каждой возможности; нам не останется ничего другого, как только отстранять их от себя, и все равно они и дальше будут пытаться нас обманывать". Это высказывание вызывает странное впечатление. За словами Маркса чувствуется догадка о противоречии между экономикой и техникой. Только куда же денет технический коллектив этих техников? Неужели он отправит их заниматься ручным трудом? Маркс еще не мог знать, что технический коллектив зависит от Техника так же, как от автоматизма, который поддерживает Техник. Что означает эта зависимость технического коллектива от автоматизма? Она означает, что коллектив опирается на механический способ репродуцирования. Из этого метода, перенесенного на мир вещей, возникает автоматизм. Задача настоящей работы состоит в том, чтобы открыть читателю глаза на новые закономерности процессов и помочь ему взглянуть на них свежим взглядом, независимо от метода ныне страдающих слепотой экономистов и теоретиков общественных наук, от биологов, социологов и психологов, которые обрабатывают "материал". Мы занимаемся здесь не выяснением специальных научных вопросов. И все, что касается аппаратуры и организации, интересует нас только с точки зрения того, как это сказывается на человеке, на том человеческом образе, который столь усердно стараются исказить. Каждый приводимый здесь пример одновременно может служить моделью нового понимания, нового подхода к сопутствующим нам явлениям и событиям. Самые обыденные из них, те что встречаются на каждом шагу, в то же время оказываются и самыми важными, так как они-то нас и окружают и постоянно сопровождают нашу жизнь. Мы не будем собирать редкостные происшествия, так как нас не интересуют курьезы; самое главное, ради чего пишется настоящее сочинение, это дать читателю новый взгляд на привычный окружающий мир.

Почему, спросит себя наивный рассудок, фотоаппарат не может быть моей собственностью в том смысле, в каком собственностью может быть всякая другая вещь? Что этому мешает? Ведь я обладаю полным и исключительным правом распоряжаться этим фотоаппаратом и сделанными при помощи него снимками. Но неправильна сама постановка вопроса и на него дан неправильный ответ, так как здесь эти отношения не играют роли. На самом деле вопрос стоит иначе: относится этот фотоаппарат к старой системе собственности или принадлежит к системе технического коллектива? Ответ на этот вопрос появляется, как только фотографический процесс превращается в множительный, ибо с этого момента он становится методом технического коллектива.

Почему механические методы репродуцирования не совместимы с понятием собственности? Потому что этот метод вступает в противоречие с понятием собственности, причем это противоречие проявилось непредсказуемым образом, его сначала не понимали, лишь постепенно выяснился его характер.

Отдельный аппарат, находящийся в частной собственности и по-прежнему воспринимаемый как особая вещь, в этом случае не главное — важен механический процесс и принцип его организации. С миром, который целиком и полностью поддается фотографированию, несоединимо понятие собственности. Вероятно, это покажется убедительным тому, кто наблюдал ту мушиную назойливость вооруженного аппаратом человека по отношению к собственности и собственнику. Отделение фотографического снимка от объекта равнозначно отделению собственности от собственника, и это отделение вообще представляет собой характерный признак механического множительного процесса. Вопреки распространенному представлению, фотография отнюдь не обогащает наше видение, этот метод, напротив, представляет собой насилие над нашим видением, так как приучает глаз к механическим временным и пространственным отношениям. Человек, который постоянно все фотографирует, в конце концов начинает видеть всюду готовые кадры. Фотографический метод — это метод потребительского уничтожения вещей, так как все множительные методы истребляют существующие вещи путем снятия копий и механического повторения. В кинематографии, в основе которой лежит тот же механический множительный метод, этот процесс проявляется еще отчетливее.

Даже кинокамера еще может быть моей собственностью, но это еще ничего не говорит о соответствующем методе. То же самое относится и к радиовещанию. Тот факт, что звуковые и зрительные образы, доносимые до нас этими средствами, служат развлечением для всего света, еще ничего не говорит об этих средствах. Важно, чтобы люди осознали, как эти средства изменяют мир.

Техническая реклама и пропаганда коллектива ведется исключительно с помощью механических множительных средств. Пропаганда опирается на фотографию, кино, радио и автоматизированную печать. В условиях общества, основанного на собственности, такая пропаганда не нужна, так как опирающаяся на вещественные границы собственность не нуждается в опоре на эту пропаганду. В техническом коллективе, где вещественные границы уже утрачены, она жизненно необходима. Пропаганда служит наглядным подтверждением того факта, что вещественные границы утрачены. Устремления коллектива направлены на то, чтобы упразднить всяческую собственность на орудия пропаганды, то есть на механические репродуционные методы, в результате чего коллектив превращается в один сплошной рупор, вещающий на земле и в эфире. Что такое пропаганда в условиях коллектива? Это рабочая пропаганда. Она представляет собой механический голос, сопровождающий процесс потребления в условиях организации, основанной на дефиците. Пропаганда и сама есть потребление, полное использование. Она несовместима с порядком, основанным на собственности, поскольку для такого порядка характерно сохранение и заботливое сбережение субстанции. Пропаганда же означает уменьшение субстанции, и ее можно понимать только как процесс, сопровождаемый убылью субстанции. Пропаганда, конечно, по возможности скрывает это обстоятельство, и это стремление к сокрытию и утаиванию — проявление ее лживости. Пропагандировать можно только события, требующие пропаганды; все, что невозможно пропагандировать, остается за пределами технического коллектива. Порядку, основанному на собственности, никогда не требуется никакая пропаганда. А фотография, кинематограф, радиовещание и автоматизированная печать являются носителями проводимой коллективом лживой пропаганды, которая без устали преследует человека и усиливается по мере того, как расширяются потребительские возможности коллектива.

Фотографическое видение — это кинетическое видение, слушание громкоговорителей — кинетическое слушание. Видение, восприятие, слышание и движение, опосредованное автоматами, носит кинетический характер. Из этого мира автоматизированной техники все громче, недвусмысленней, повелительней, настойчивей раздается нечеловечески зычный механический голос коллектива, его громовые раскаты разносятся повсюду не умолкая. Каждый обязан видеть, слышать, двигаться так, как велит ему коллектив. Враждующие коллективы, добивающиеся одинаковой цели, которая состоит в создании универсального коллектива и универсального рабочего плана, заполняют воздушное пространство заклинаниями, затверженно повторяя одно и то же, и в голосах этих титанов все сильнее звучит угроза. А возражающие голоса слышатся все тише и тише. Но даже если бы они совсем умолкли, коллектив не может молчать. Молчание и спокойствие несовместимы с коллективом. Молчание — его враг, спокойствие — для него смерть. Автоматизм коллектива не терпит остановки даже на одну секунду и властно требует механического движения, безостановочного множительного процесса, непрерывной пропаганды. Чем громче говорит коллектив, тем глубже становится глухое молчание. Кажется, словно какие-то демоны беспрерывно бьют в громадный барабан, только для того чтобы перебороть молчание. Но когда-нибудь оно достигнет такой глубины, что коллектив об него разобьется и лопнет, как пузырь. Именно так, очевидно, можно представить себе конец коллектива. Его взрывоопасная техника приводит к взрывам. А детонаторы становятся все мощней и мощней. Мировые войны — это детонаторы технического коллектива.