Технологии становятся международными

Как утверждалось в предыдущих разделах, возникновение и расцвет государства Нового времени неотделимы от современных технологий. Книгопечатание, дороги, железные дороги, телекоммуникации и пишущие машинки, не говоря уже об оружии и системах вооружения, были важнейшими средствами, позволившими государству установить свою власть над каждой квадратной милей территории и над каждым отдельным человеком. По отдельности и вместе они сделали возможным создание вооруженных сил и управление ими, сбор доходов казны, распространение законов и указов, сбор информации — все это в количестве, со скоростью и через расстояния, о которых раньше и не приходилось и мечтать. Ранние механические компьютеры были впервые использованы в 90 -х годах XIX в. для табулирования и сопоставительного анализа результатов переписи населения в США. Если взглянуть на это с другой стороны, то неслучайно, что современные технологии появились в Западной Европе и достигли высшего развития прежде всего там, где государства были сильны и стабильны⁹⁷. Напротив, те регионы мира, в которых по той или иной причине не удалось создать могущественные государства, как правило, оказывались отстающими в разработке и применении всех видов технологий.

Впрочем, с самого начала большинство современных технологий (в данном контексте «современный» означает «относящийся к периоду после 1800 г.») были подобны двуликому Янусу. С одной стороны, технологии позволяли правительствам гораздо шире раскинуть сеть своей суверенной власти и затянуть ее крепче, чем когда-либо раньше, и таким образом помогали им все контролировать в пределах национальных границ. С другой стороны, они имели тенденцию выходить за эти границы, пересекать их и превращать в препятствие на пути прогресса. Это происходило потому, что в отличие от своих предшественников до 1800 г. большинство современных технологий могло действовать только при условии объединения в систему. Плуг, топор, мушкет, паровой двигатель или корабль могут работать даже в отсутствие себе

⁹⁷ Об использовании государством новых технологий для контроля за населением см.: М.К. Matsuda, "Doctor, Judge, Vagabond: Identity, Identification and Other Memories of the State," History and Memory, 6, 1, 1994, p. 73 — 94; B. Delmas "Revolution industrielle et mutation administrative: l'innovation de radministration fran}aise auxXIXe siecle," Histoire, Economic et Societe, 4, 2, 1985, p. 205—232; и подробнее в: J.R. Beniger, The Control Revolution: Technological and Economic Origins of the Information Society (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1986).

подобных: если многочисленные плуги используются рядом или множество кораблей собраны во флотилию, каждый из них может выполнять свою функцию независимо от остальных. Иное дело отдельно взятый железнодорожный поезд, телеграфный аппарат или телефон — каждый из них сам по себе полностью бесполезен. Количество таких технологий увеличивается с каждым днем, для них имеет значение сеть рельсовых путей, проводов и коммутаторов, соединяющих каждый элемент с множеством других элементов такого же рода. Еще более важное значение имеет центральная система управления, которая, устанавливая расписания и распределяя маршруты и приоритеты, позволяет им по желанию сообщаться друг с другом, но при этом упорядоченно и не мешая друг другу.

Природу современных технологических систем можно пояснить на примере самой первой из них, а именно оптического телеграфа⁹⁸. Появившийся в последние годы XVIII в. и известный по имени своих французских изобретателей, братьев Шапп, он состоял из станций — либо встроенных в уже существующие сооружения, вроде церковных колоколен, либо созданных специально для этих целей — каждая из которых имела на верху одну горизонтальную и две вертикальные балки в виде буквы Н. Связанные друг с другом с помощью шарниров, балки были оснащены блоками и тросами, которые позволяли фиксировать их в 196 различных позициях, достаточных, чтобы закодировать буквы алфавита, знаки препинания, некоторые слоги, слова и даже целые фразы. Послания могли пересылаться днем и ночью (с помощью ламп), либо открытым текстом, либо с помощью шифра путем замены одних букв другими. Оператор каждой станции имел в своем распоряжении подзорную трубу. Он должен был распознавать сигналы, передаваемые другой станцией, записывать их, и его коллега - оператор должен был передавать их дальше по цепоч -ке. В зависимости от топографии местности средняя дистанция между станциями составляла порядка 4—5 миль. Обычно информация передавалась со скоростью 200—300 миль в день, хотя многое зависело от атмосферных условий (при хорошей погоде некоторые промежуточные станции могли закрываться), а также от длины самих сообщений.

Как вскоре стало ясно, эффективность системы зависела от покрываемых расстояний и от плотности сети, т.е. количества станций на квадратную милю территории. При расстояниях меньше определенной величины система не давала никаких преимуществ, особенно если сообщения были длинными и требовали для передачи большого количества перемещений балок. Напротив, чем

⁹⁸ См. выше, с. 310—311.

длиннее были линии и чем больше было количество направлений, по которым они были проведены, тем эффективнее была система. Национальные границы даже такой большой страны, как Франция, просто-напросто стояли на пути к достижению этой эффективности. Еще Наполеон построил линии, соединившие Париж с немецкими и итальянскими городами; в 1809 г. они подтвердили свою ценность, передав предупреждение, что австрийцы объявили войну и вторглись на территорию его союзника — Баварии. Чтобы выполнять свои функции, все станции, где бы они ни располагались, должны были быть построены по одному принципу и следовать абсолютно одинаковым правилам в отношении сигналов, кодов, приоритетов и т.п. Эти правила и процедуры могли быть установлены только центральным управлением, которое также следило за их исполнением. Другими словами, эти самые ранние из всех современных технологических сетей уже имели потенциал превращения в международные и преодоления, пусть даже и в своих ограниченных целях, различий между суверенными государствами.

То, что было верно в отношении семафорной системы, тем более относилось и к электрическому телеграфу и железным доро -гам, которые начали появляться с 40-х годов XIX в.; действуя зачастую в тандеме, первоначально телеграф и железные дороги строились в локальном масштабе, как, например, знаменитая телеграфная линия, которой Сэмюэль Морзе соединил Вашингтон с Балтимором, и такой же длины дорога, соединяющая Ливерпуль с Манчестером. Изначально они обычно находились в частном владении, однако независимо от того, кто ими владел, вскоре стали очевидны преимущества их соединения друг с другом. Самое позднее к 50-м годам XIX в. железнодорожные и телеграфные системы, принадлежавшие разным странам, часто объединялись друг с другом при посредстве комиссий, назначаемых государствами специально в этих целях. Последние определяли стандарты, рабочие процедуры, порядок приоритетов и т.п.; чем плотнее был трафик, тем важнее было решение этих вопросов. Напротив, железнодорожная система, спроектированная только в соответствии с потребностями одного конкретного государства, как, например, ширококолейная дорога, построенная в императорской России и позже перешедшая к СССР, давала некоторую защиту от вторгшегося агрессора (этот фактор оказался особенно важен в 1914—1918 и 1941 — 1945 гг.). Но поскольку это приводило к необходимости перевалки грузов, такая железная дорога препятствовала российской торговле с другими странами. Впоследствии то же самое относилось к попыткам построить автономные сети электропередачи, системы автомагистралей и телефонные сети, не говоря о телетайпах, факсах и компьютерах.

Теоретически каждое государство было и все еще остается свободным в осуществлении своего суверенитета и создании своей сети по собственным стандартам, какими бы уникальными они ни были, игнорируя в то же время сети своих соседей и отказываясь с ними интегрироваться. На практике государства могли делать это только ценой огромных технологических и экономических издержек. Прекрасный пример тому — сложившаяся тяжелая ситуация в Северной Корее. Ее ксенофобское коммунистическое правительство навязало своим гражданам изоляцию, вынуждая их к полной самодостаточности во всех важных аспектах и тем самым не давая им использовать никакие из имеющихся у них сравнительных преимуществ. Расплатой за это стали неэффективность и неспособность максимально использовать преимущества именно тех технологий, которые быстро развивались примерно с 1945 г., т.е. технологий в области связи (включая обработку данных) и транспорта. Конкретные издержки обособленности разнятся в зависимости от обстоятельств, а также зависят от размера самой страны. Однако даже в случае самых крупных стран эта цена велика. Недаром США, страна с самой крупной экономикой в мире, перешли на метрическую систему. Чтобы не пришлось платить эту цену, государства должны были получить доступ к международным сетям, которые в свою очередь вынуждали их давать иностранцам доступ к их собственным сетям. Более того, они вдобавок должны были вступать в международные организации, чьей задачей было регулирование данных технологий в интересах всех сторон.

Еще одним результатом технологического прогресса было то, что все большее число сред, ранее недоступных для человечества, стало теперь досягаемым. Некоторые из этих сред, такие как воздух и морское дно, давно были известны и в определенной степени исследовались и эксплуатировались; другие, такие как электромагнитный спектр, были открыты недавно и, как оказалось, имеют совершенно новую природу. Их эффективное использование и даже выяснение того, могут ли они вообще быть использованы, часто зависело не от прихотей отдельной страны, а от международного сотрудничества. Например, международный гражданский воздушный транспорт не смог бы существовать без правил, процедур и организаций, отвечающих за распределение воздушного пространства и координацию в области связи, навигации, безопасности, аварийных служб и огромного множества других вопросов. То же самое верно и в отношении деятельности в открытом космосе, подводном пространстве и, конечно, в использовании электромагнитного излучения. Потому ли что области пространства, которыми владеют те или иные страны, слишком малы, или из-за опасности того, что все будут друг другу мешать, но всем необходимо, чтобы регулирование осуществлялось в максимальном масштабе и организациями, способными видеть дальше потребностей отдельных государств.

Наконец, третья причина, по которой современные технологии вынудили правительства разных стран работать вместе, коренится в связанных с развитием техники экологических проблемах". Если вспомнить «Коктаун» Чарльза Диккенса и «черные сатанинские мельницы», уже в XIX в. индустриализация могла приводить к загрязнению целых регионов, портя питьевую воду и наполняя воздух черным дымом. Но эти проблемы были ничтожными в сравнении с теми, которые появились после 1945 г. и в еще большей степени после зарождения современного общества массового потребления в большинстве развитых стран. К отходам, созданным самой промышленностью, зачастую токсичным (дым, пепел, шлаки и выбросы разного рода) прибавились выхлопные газы автомобилей, свинец из использованных аккумуляторов, стекло и алюминий из выбрасываемых питьевых и пищевых емкостей и, конечно, большое количество пластика и пенопласта, используемого для упаковки различных видов продуктов, которые, исполнив свою функцию, оставались в окружающей среде навсегда.

Часть загрязняющих веществ попадала в воздух, другая — в землю, третья — в воду, включая океаны, где даже рыба теперь не была защищена от них. Если некоторые загрязнения носили лишь локальный характер, другие могли оказывать влияние в радиусе сотен и даже тысяч миль от точки выброса. Например, глобальное потепление —название говорит само за себя —и разрушение озонового слоя были вызваны выбросами электростанций, заводов и автомобилей и представляют собой проблемы планетарного масштаба. Дым, порождаемый деятельностью промышленных объектов США, вызывает кислотные дожди в Канаде. Ядовитые вещества, сбрасываемые в Рейн химическими заводами в Швейцарии и Эльзасе, доходят вниз по реке до ее устья около Хука в Голландии; а пятна нефти, появившиеся, например, в египетских территориальных водах, могут достичь берегов Израиля. При желании список проблем можно продолжать до бесконечности. Но вероятно самой трагической демонстрацией глобального воздействия, которое могут оказывать загрязнения, стал взрыв ядерного реактора в Чернобыле в 1986 г. Из его эпицентра, расположенного недалеко от украинского города Киева, радиоактивное заражение

⁹⁹ См.: J. Vogler, "The Politics of the Global Environment," in С Bretherton andG. Ponton, eds. Global Politics: An Introduction (Oxford: Blackwell, 1996), p. 194—219; M.S. Soroos, Beyond Sovereignty: The Challenge of Global Policy (Columbia: University of South Carolina Press, 1986), ch. 8, 9.

распространилось по значительной части территории северного полушария, включая Белоруссию, Польшу, государства Балтии, Скандинавский полуостров и Канаду.

Поскольку технологии одновременно создали необходимость в международных организациях и благодаря транспорту и коммуникациям способствовали их созданию, не удивительно, что первые подобные институты появились примерно в середине XIX в. До этого часто возникали двусторонние или многосторонние союзы, некоторые из них задумывались как постоянные. Хороший пример — «Европейский концерт», свободное сообщество государств, целью которого было предотвращение экспансии отдельных его членов за счет других и одновременно сотрудничест -во в подавлении якобинства, где бы оно ни возникало¹⁰⁰. Однако Международный телеграфный союз {International Telegraph Union — ITU) представлял собой нечто иное. С его основанием в 1865 г. государства впервые создали организацию, в которой сами они были членами, но которая имела собственное юридическое лицо, а также постоянный штат и постоянный центральный офис, через который можно было с ней контактировать. В своей ограниченной области организация имела полномочия принимать решения, обязательные для государств. При этом ни тогда, ни впоследствии не было создано механизма принуждения к исполнению этих решений. Одной из причин этого было именно то, что, как показал опыт, оставаться в стороне от таких организаций было чрезвычайно невыгодно, поэтому они достаточно хорошо функционировали и без такого рода механизмов.

За первые 40 лет существования Международного телеграфного союза количество международных телеграмм увеличилось от 5 до 82 млн в год¹⁰¹; но даже это было лишь слабым отблеском будущего, когда технология начала осваивать все новые участки электромагнитного спектра. В 1932 г. из-за необходимости охватить сферу радио организация была преобразована в Международный союз электросвязи (ITU — International Telecommunication Union). В 1947 г. он стал специализированным агентством ООН, а в следующем году его штаб-квартира была переведена из Берна в Женеву. В настоящее время организация базируется на ряде соглашений, подписанных государствами-членами. Ее самыми важными органами являются Полномочная конференция, созываемая каждые четыре года, а также Совет, выступающий в качестве ру-

¹⁰⁰ См.: А.Н. Kissinger, A World Restored: Metternich, Castlereagh and the Problems of Peace 1812 — 1822 (London: Weidenfeld and Nicolson, 1957), ch. 11, 13.

¹⁰¹ F.S.L. Lyons, Internationalism in Europe 1815—1914 (Leiden: Sijhoff, 1963), p. 41.

ководящего органа МСЭ в промежутках между конференциями. Кроме того, организация имеет постоянный секретариат и различные технические органы, которые занимаются распределением радиочастот, предоставлением консультаций государствам-членам по техническим вопросам и тому подобной деятельностью.

МСЭ послужил образцом для других организаций — вслед за ним появились Международный почтовый союз (1874)¹⁰² и Международное бюро мер и весов (1875). Своего рода поворотным пунктом стал 1884 г., когда географическое пространство было приведено к единому стандарту с принятием Гринвича за нулевой меридиан. Ранее эту честь оспаривали Краков, Урани-борг, Копенгаген, Пиза, Аугсбург, Тьерра дель Фуэго (на островах Капе Верде), Рим, Ульм, Тюбинген, Болонья, Руан, Санкт-Петербург, Вашингтон, Филадельфия, Мюнхен, Брюссель, Рио-де-Жанейро, Амстердам, Кристиания, Лиссабон, Полтава, Кадис, Мадрид, Варшава, Париж и Стокгольм¹⁰³. Сразу вслед за определением нулевого меридиана появилось понятие «времени по Гринвичу», которому долго сопротивлялись даже в Великобритании («Агрессия более коварная, чем папская», — жаловался неизвестный автор в 1848 г.), но которое стало необходимым для работы железных дорог и теперь мгновенно транслировалось посредством телеграфа. Те, кто возражал, — Франция, Гаити, Бразилия и город Детройт в США, — сдались один за другим. Наблюдатели, жившие в конце XIX в., многого ожидали от этих организаций. Как сказал один из них, «победы Александра Македонского и Наполеона отходят в тень на фоне триумфального шествия по всему миру крошечных почтовых марок»¹⁰⁴.

Количество межправительственных организаций, которых в 1951 г. было 123, а в 1972 г. - 280, к 1984 г. достигло 395¹⁰⁵. В одной лишь Европе 13 попавших в выборку государств в 1988 г. направили 391 представителя в региональные организации против 101 в 1950 г.¹⁰⁶ Такого рода организации покрывают почти

102 О его истории см.; M.W. Zacher, Governing Global Networks: International Regimes for Transportation and Communication (London: Cambridge University Press, 1996), p. 182ff.

¹⁰³ R.K. Schaeffer, "The Standardization of Time and Place," inE. Friedman, ed., Ascent and Decline in the World System (London: Sage, 1982), p. 71,79.

¹⁰⁴ W.T. Stead, The United States of Europe on the Eve of the Parliament of Peace (New York: Garland, 1971 [1899]), p. 141.

¹⁰⁵ D. Held, "Farwell Nation State," Marxism Today, December 1988, p. 15.

¹⁰⁶ Данные взяты из: D.J. Puchala, "Western Europe," in R.H. Jackson and A. James, eds., States in a Changing World: A Contemporary Analysis (Oxford: Clarendon, 1993), p. 87, table 4-4.

все доступные отрасли человеческой деятельности, от регулирования воздушного транспорта — Международная ассоциация воздушного транспорта (International Air Transport Association — IATA), вероятно, стала единственной организацией, в которую вошло больше государств, чем в ООН, — сохранения дикой природы и исследования морского дна до установления стандартов захоронения опасных материалов. От Интерпола до Международного таможенного союза большинство из них открывало свои штаб-квартиры и нанимало собственных бюрократов. Хотя последние продолжали оставаться гражданами своих государств, они в то же служили самим этим организациям. Как и другие чиновники, они имели склонность к развитию общего мировоззрения и выработке общих интересов, которые нередко существенно отличались от воззрений и интересов стран-членов; на самом деле иное поведение привело бы к потере доверия к ним. Хотя отдельные государства делали все возможное, чтобы манипулировать такими организациями, очевидно, что существовали пределы для этого. Вступление во Всемирную торговую организацию таких в прошлом изоляционистских стран, как Китай, показывает, что находиться вне «паутины соглашений»¹⁰⁷ было бы равносильно тому, чтобы обречь себя на почти доиндустриальное существование.

Хотя сама ООН и не была продуктом технологических потребностей — изначально это была коалиция государств, созданная для того, чтобы воевать с Германией и Японией во Второй мировой войне, — она, как правило, принимала под свое главенство многие такие организации и собирала их под одной кры -шей. Подобно другим международным организациям, она стала юридическим лицом с ярко выраженной идентичностью и соб -ственным бюрократическим аппаратом. Последний не тождествен аппарату отдельных государств — членов организации, чьим интересам она служит; если между ними и есть какое-либо соответствие, то оно носит крайне ограниченный характер, о чем свидетельствует регулярная перебранка между ООН и США, сильнейшим ее членом. Во многих аспектах положение ООН напоминает статус средневекового папства: как гласит пословица, vox populi, vox dei*. Как и папство, она переживает один за другим финансовые кризисы и постоянно ведет переговоры со своими членами (в старину — с государями), которые отказываются платить свои долги. Как в случае с папством, ее практическое бессилие отчасти компенсируется ее значительным моральным авторитетом.

¹⁰⁷ Zacher, Governing Global Networks, p. 230. * Глас народа — глас божий (лат.). — Прим. пер.

Хотя бы потому что в ООН оппонент того или иного государства может высказать свои жалобы, выступать против этой организации означало бы навлечь на себя существенные издержки в виде неблагоприятного общественного мнения. Оказаться подверженным санкциям ООН тоже может стоить дорого, судя по тому, что спустя год после того как были сняты санкции против ЮАР, внешнеторговый оборот страны вырос на целых 38%¹⁰⁸. Более того, в 1995 г. общая сумма средств, прошедших по каналам ООН и ее дочерних организаций, составила 10,5 млрд долл. Около 3,5 млрд из этой суммы были потрачены на содержание около 100 тыс. дисциплинированных и хорошо вооруженных солдат в голубых касках, разбросанных по 17 различным горя -чим точкам мира. В сравнении с ресурсами даже второразрядного государства — члена ООН ни один из этих трех показателей не был слишком впечатляющим. Но, с другой стороны, с такими показателями не могут сравниться многие (даже большинство) членов ООН.

Органом, отвечающим за распоряжение этими ресурсами для общего блага, является Совет безопасности ООН. Действуя в качестве своего рода глобального органа исполнительной власти, он с момента окончания «холодной войны» все более охотно применял Главу VII Устава ООН и использовал силу для того, чтобы применять полицейские меры к государствам, которые либо нарушали международный порядок, либо совершали «недопустимые» действия против своего собственного населения: примерами, кроме Ирака, могут служить Сомали, Босния и совсем недавно Руанда. Чтобы дать основу деятельности Совета Безопасности, Генеральная Ассамблея ООН, играя роль всемирного законодательного органа, приняла целую серию резолюций об основных правах человека. Во многом эти резолюции представляют собой возврат к идеям XVII в. о естественном праве. Созданные специально для того, чтобы ограничить суверенитет, теоретически они налагают обязательства не только на правительства, их подписавшие, но и на другие правительства.

В отличие от старой Лиги наций, в которую с самого начала не входило самое влиятельное государство и из состава которой в 1930 г. вышли прочие важнейшие державы, ООН никогда не было покинуто ни одной страной. Только однажды всего одно государство попробовало сделать это. В июне 1950 г. Сталин приказал своей делегации покинуть Совет безопасности. Ее отсутствие не только не повредило организации и не пошло на пользу самому СССР, но и было использовано США для того, чтобы принять резолюцию о введении войск ООН в Корею. Неудивительно, что

¹⁰⁸ WorldUnk, March-April 1994, p. 99.

с тех пор ни одна страна, сильная или слабая, не рискнула повторить эксперимент и оставить свое место в Нью-Йорке незанятым. В действительности ООН стала столь значимым дискуссионным форумом — а порой и таким форумом, где принимались практические решения и обеспечивалось их выполнение, — что дипломатические службы большинства стран включают мало столь важных и авторитетных постов, как должность посла в штаб-квартире ООН на Первой авеню. И наоборот, представителей ООН (и других международных организаций) называют послами, и они имеют дипломатический статус, так же как послы суверенных государств. Все это означает один простой факт. В конце XX в. игнорировать ООН для любого государства было равносильно тому, как если бы коммерческая фирма, поддерживая контакты со всеми своими конкурентами, не следила бы за фондовой биржей, где определяется судьба всех¹⁰⁹.

Если, с одной стороны, современная технология сыграла большую роль в создании международных организаций, не имеющих своей территории и не являющихся государствами, то, с другой стороны, она вынуждала и продолжает вынуждать государства объединяться в блоки, территория которых крупнее, чем территория отдельных членов. На сегодняшний день самым известным и успешным из таких блоков считается Европейский союз, ставший ясным выражением того факта, что экономические отношения, порожденные современными технологиями, имеют слишком крупный масштаб, чтобы с ними могли эффективно справляться отдельные страны. Изначально Европейский общий рынок включал только шесть членов и представлял собой всего лишь зону свободной торговли углем и сталью. Позже соглашения распространились так же на другие виды продукции, и были введены общие таможенные тарифы по отношению к импорту из других стран мира¹¹⁰. Движимое необходимостью добиваться экономии за счет масштабов производства — часто напрямую конкурируя с другой сверхдержавой — ЕЭС расширялось, пока не стало третьим в мире политическим образование по численности населения (после Китая и Индии) и крупнейшим в мире по ВНП¹¹¹.

¹⁰⁹ Об истории успеха ООН см.: Report of the Commission on Global Governance, Our Global Neighborhood (Oxford: Oxford University Press, 1995), p. 227ff.,266ff.,3O5ff.

¹¹⁰ О ранней истории ЕЭС см.: A. S. Milward, The Reconstruction of Western Europe, 1945-1951 (London: Methuen, 1984); E.B. Haas, The Uniting of Europe: Political, Social and Economic Forces, 1950 — 1957 (Stanford University Press, 1968).

¹¹¹ См.: JJ. Servan-Schreiber, The American Challenge (London: Hamilton, 1968 [1967]), esp.ch. 1,2.

Для наших целей важно отметить, что с самого начала ЕЭС представляло собой нечто большее, чем просто временное соглашение между суверенными государствами. Как и другие разновидности международных организаций, о которых только что говорилось, оно задумывалось как действующее на постоянной основе. Как и в других случаях, у него было собственное юридическое лицо и собственные институты. Со временем оно создало собственный законодательный орган (Европейский парламент, расположенный в Страсбурге), верховный суд и исполнительную власть. Все три ветви, но в особенности последняя, все еще не дотягивают до того, что можно было бы ожидать от единого суверенного государства. И все же с 1963 г., когда законы Сообщества были провозглашены нормами прямого действия, обязательными для исполнения во всех входящих в него государствах¹ , все три ветви, безусловно, дали возможность почувствовать свое влияние на повседневную жизнь людей во всех государствах, являющихся его членами. Зачастую это происходило совершенно неожиданным образом, как, например, в том случае, когда Европейский суд принял решение, что правительство Ирландии не может запрещать своим гражданам выезжать за границу для производства абортов, или когда Европейская комиссия оштрафовала британскую сталелитейную промышленность на сумму 100 млн ф. ст. (1994), или когда та же комиссия решила, что голландские деревянные башмаки не отвечают европейским обувным стандартам и их производство должно быть прекращено. Позволив гражданам государств-членов свободно перемещаться, жить и работать по всему Союзу — а в некоторых случаях также иметь равный доступ к социальным услугам, предлагаемым другими членами этой организации, — ЕС проделал значительный путь к введению общего гражданства. В 1979 г. Союз получил постоянный источник дохода в виде 1% от НДС, выплачиваемого каждым государством, состоящим в ЕЭС. С тех пор ЕС стал первой негосударственной организацией в новейшей истории, которая выпускает собственную валюту; планируется, что в 2002 г. на нее перейдут государства-члены, отказавшись от национальных денежных единиц.

Спорным остается вопрос о том, может и хочет ли Европейский Союз перерасти в единые суверенные Соединенные Штаты Европы¹¹³. Ярыми сторонниками этой идеи являются некоторые небольшие государства — члены Союза; в 1996 г. обсуждалась

¹¹² См.: P.M. Stirk, A History of European Integration Since 1914 (London: Pinter, 1996), p. 169.

¹¹³ Краткий обзор этих дискуссий см. в работе: W. Wallace, "Rescue or Retreat?: The Nation State in Western Europe, 1945—1993," Political Studies, 42, 1994, p. 52-76.

возможность для них отказаться от liberum veto, которым они пользуются до сих пор. Другие, особенно те, которые в прошлом были империями и имеют интересы за пределами Европы, настроены более скептически. В этом контексте нельзя не отметить тот факт, что в некоторых отношениях Европа уже более интегрирована, чем другое великое федеративное образование, находящееся по ту сторону Атлантического океана. Например, в то время как университеты штатов США по обыкновению берут со студентов, прибывших из других штатов, более высокую плату, чем с жителей своего штата, такая дискриминация в явном виде запрещена законом, принятым Европейской комиссией и утвержденным Европейским парламентом. Европейская банковская система также более интегрирована, чем американская, благодаря чему для немецкого банка может оказаться легче совершать операции, скажем, в Швеции, чем нью-йоркскому банку — в соседнем штате Нью-Джерси. Ядро европейских сил обороны располагалось в Германии и Франции и в некотором отношении оно сильнее, чем, к примеру, вооруженные силы одной Великобритании. В будущем, возможно, к нему присоединятся вооруженные силы новых членов ЕС.

С другой стороны, развитию в направлении единой европейской сверхдержавы препятствует существование других международных организаций, либо менее крупных, как Совет стран Северной Европы (Nordic Council), либо более крупных, как Организация североатлантического договора (НАТО). Учредив не менее 112 общескандинавских институтов, насчитывающих 450 «нордократов» (по состоянию на 1985 г.), Совет стран Северной Европы образует организацию внутри организации. На практике он создает мало препятствий на пути европейской интеграции, но в принципе дальнейшее его существование (и аналогичных группировок других стран) в контексте более тесной интеграции в рамках Евросоюза не более приемлемо, чем, скажем, формальный альянс между Вирджинией, Северной и Южной Каролиной и Джорджией в США. НАТО в свою очередь включает в себя три неевропейских члена — США, Канаду и Турцию. В то же время в него не входят три европейские страны, которые являются членами ЕС — Австрия, Швеция и Финляндия. Как неоднократно заявляли, в частности французы, существование НАТО в его настоящем виде очевидным образом несовместимо с продолжением процесса европейской интеграции в той сфере, которая традиционно была самой важной, а именно, в организации общей защиты от внешней агрессии. Обобщая, можно сделать вывод, что препятствия, которые отдельные государства, такие как Великобритания, ставят на пути к европейскому единству, довольно значительны; однако в долгосрочной перспективе еще более сильное противодействие, скорее всего, будет оказываться не со стороны государств, а со стороны других международных организаций с несовпадающими целями и составом членов.

Какое бы будущее ни ожидало Европейское Сообщество, его экономический успех воодушевил государства в других частях света на создание похожих организаций. До сих пор ни одна из них не достигла хоть отдаленно напоминающего их образца в создании общих институтов и установлении общей правовой системы. С другой стороны, многосторонние соглашения, направленные на сокращение числа препятствий в торговле, отмену таможенных пошлин, достижение интеграции (например между электрической и телефонной сетями США и Канады), создание единого экономического фронта в противовес остальному миру и решение экологических проблем, насчитываются десятками и имеются на всех континентах. Среди самых важных — созданная в 1959 г. Европейская ассоциация свободной торговли {European Free Trade Association — EFTA), все члены которой впоследствии вступили в Европейский союз*. В 1960 г. за ней последовала Латиноамериканская ассоциация свободной торговли (Latin American Free Trade Association — LAFTA), в которую входят Мексика и все латиноамериканские страны, кроме Гайаны, а также Центральноамериканский общий рынок (Central American Common Market — САСМ). В 1966 г. был основан Таможенный и экономический союз Центральной Африки ( Union douaniere et economigue de I 'Afrique centrale — UDEAC), в который вошли Камерун, Цен -тральноафриканская Республика, Чад, Конго и Габон, а через год — Ассоциация стран Юго-Восточной Азии (Association of South East Asian Nations — ASEAN), состоящая из Индонезии, Малайзии, Филиппин, Таиланда и Сингапура. С 1969 г. существует Андский общий рынок (Andean Common Market — ACM), членами которого являются Боливия, Чили, Колумбия, Эквадор, Перу и Венесуэла, за ним последовал Общий рынок Южного конуса (MERCOSUR), включающий Бразилию, Боливию, Парагвай, Уругвай, Аргентину и Чили. В 1975 г. Экономическое сообщество западноафриканских государств (ECOWACS) было основано Бенином, Гамбией, Ганой, Гвинеей, Гвинеей-Бис-сау, Берегом Слоновой Кости, Либерией, Мали, Мавританией, Нигером, Нигерией, Сенегалом, Сьерра-Леоне, Того и Верхней Вольтой. Наконец, в 1994 г. ратификация Северо-американского соглашения о свободной торговле (Northern American Free Trade Agreement — NAFTA) Соединенными Штатами, Канадой и Мексикой показала, что даже крупнейшая и самая производительная экономика в истории не может существовать в изоляции.

* Кроме Швейцарии. — Прим. научн. ред.

Безусловно, есть и некоторые исключения, особенно на Ближнем Востоке, где после смерти Насера государственный суверенитет взял верх над панарабизмом¹¹⁴. Впрочем, в других регионах список уже заключенных или подготавливаемых соглашений почти бесконечен.

Заявленной целью всех этих договоров не была отмена политических границ. Напротив, поскольку эти границы уже зафиксированы (теоретически — на все времена), задача состояла в уменьшении их экономической значимости, облегчении их пересечения и поддержке развития торговли между подписавшимися государствами. Учитывая опыт тотальной мобилизации 1914— 1918 гг., в межвоенные годы большинство великих держав попыталось построить торговые империи, чтобы быть как можно более самодостаточными; такой же, в конечном счете, была заявленная цель германского, итальянского и японского империализма. Однако, начиная с 1945 г., самыми успешными государствами были те, которые, подобно Германии, Японии, Южной Корее и Сингапуру, интегрировались в мировой рынок. Чем больше была доля ВНП, которую страна экспортировала и импортировала — другими словами, чем эффективнее она использовала современные технологии для максимизации ее сравнительных преимуществ — тем больше, при прочих равных условиях, был его экономический успех¹¹⁵. В 80-е годы даже экономическая статистика, обычно склонная к консервативным оценкам, стала признавать произошедшие изменения, разделяя валовой внутренний продукт и валовой национальный продукт. При прочих равных условиях разрыв между этими двумя показателями представлял собой хороший индикатор экономических результатов, достигнутых той или иной страной; но одновременно эти же данные свидетельствовали о том, что измерять экономический успех в терминах отдельных стран становится все менее осмысленным занятием. Например, более 40% всех «японских» товаров сейчас производятся далеко за пределами Японии — например, в США, Европе или Индонезии, и эта доля постоянно растет.

Учитывая этот акцент на международную торговлю — о чем свидетельствует удвоение в период с 1965 по 1990 г. доли обще-

¹¹⁴ См.: М. Barnett "Sovereignty, Nationalism and Regional Order in the Arab States System," in TJ. Biersteker and C. Weber, eds. State Sovereignty as a Social Construct (Cambridge: Cambridge University Press, 1996), p. 148-189.

¹¹⁵ Некоторые числовые данные о соотношении между внешней торговлей и экономическим ростом в отдельных странах см.: С. Mulhearn "Change and Development in the International Economy," in Bretherton and Ponton, Global Politics,-p. 160—165.

мирового объема производства, идущей на экспорт¹¹⁶, — стоит ли удивляться, что экономические организации, имеющие представительство в разных государствах, часто находились в более благоприятном положении для использования предоставляющихся новых возможностей, чем сами государства. В отличие от последних у транснациональных корпораций не было граждан, которых надо было бы защищать, социальных пособий, которые требовалось бы выплачивать, границ, чтобы их охранять, или суверенной территории, чтобы ее контролировать. Свободные от этой ответственности и этих ограничений, они могли использовать экономические возможности, когда бы и где бы они ни представились и, что очень важно, пока эти возможности существовали. Они могли делать это либо самостоятельно, открывая филиалы, либо заключая альянсы с подобными им организациями в других государствах. Используемые методы включали совместные научные исследования и разработки; разделение труда на производстве, когда комплектующие, предоставляемые одной фирмой, могли бы использоваться в продукции другой; общий доступ к сбытовым и сервисным сетям; приобретение акций друг друга; и, конечно, прямые слияния вроде того, которое произошло в мае 1998 г., когда немецкая компания «Даймлер-Бенц» объединилась с американской «Крайслер»¹¹⁷. Кроме того, в большинстве случаев именно транснациональные компании, а не государства, первыми разрабатывали и применяли самые прогрессивные технологии во всех областях, начиная с самолетостроения и заканчивая компьютерами и телекоммуникациями¹¹⁸. По этой причине, а также потому, что эти фирмы находились в более благоприятном поло -жении, чтобы их использовать, именно в их руках эти технологии пережили действительно взрывной рост.

Часто отмечается, что транснациональные корпорации нуждаются в государстве для обеспечения стабильности и защиты; кроме того, угроза суверенитету, которую они представляют, ограничена тем, что их филиалы, которые находятся под юрисдикцией определенного государства, должны подчиняться законам этого государства столь же неукоснительно, как и национальные фирмы. Что касается первого пункта, то я далее привожу аргументы, показывающие, что по мере того как некоторые государства теряют способность предоставлять защиту, решение этой задачи отчасти могут брать на себя сами транснациональные корпора-

¹¹⁶ World Bank, World Development (Baltimore: World Bank, 1992), p. 235.

¹¹⁷ См.: Scammel, The International Economy Since 1945, ch. 10.

¹¹⁸ См.: J.H. Dunning, Multinational, Technology and Competitiveness (London: UnwinHyman, 1988), esp. ch. 6.

ции¹¹⁹. В отношении второго аргумента интернационализация бизнеса и предоставление иностранным гражданам доступа на все новые фондовые биржи означает, что все большая доля активов, принадлежащих гражданам каждого государства, скорее всего находится за пределами этих государств, и что жизненно важные экономические решения, влияющие на размещение инвестиций и занятость в каждом государстве, с большой долей вероятности принимаются людьми, над которыми оно не имеет контроля.

Как выяснило правительство США, когда оно попытались защитить свою промышленность от ввозимых в страну японских авто -мобилей, во многих случаях меры, принимаемые с целью противостояния тенденции, оказываются бесполезными, поскольку «враг» уже стоит у ворот — даже если допустить, что данный термин здесь уместен, учитывая, что большинство работающих в США на таких фирмах, как «Хонда», «Мицубиси» и BMW, сами являются американцами и продают свою продукцию американскому потребителю. Государства, которые попытались сопротивляться этой тенденции и зашли слишком далеко в своих попытках заново вновь установить контроль, рисковали оказаться обойденными потенциальными инвесторами или лишиться уже существующих¹²⁰. В мире, где роль войн между государствами уменьшается, положение политических лидеров начинает все больше зависеть от их способ -ности обеспечивать материальное благополучие. Последнее теперь понимается не столько в терминах деятельности служб социального обеспечения, какв 1945—1975 гг., сколько терминах привлечения инвестиций, создания рабочих мест и обеспечения экономического роста. Появились специальные места для проведения встреч, вроде Международного экономического форума в Давосе, где политики могут прийти к руководству транснациональных компаний «с протянутой рукой» и обратиться со своими просьбами.

Еще одним изменением, произошедшим в связи со сдвигом в направлении международной торговли, стал тот факт, что государства, по словам бывшего министра финансов Великобритании Дениса Хили, обнаружили, что их способность контролировать собственную валюту была «сильно подорвана»¹²¹. Если страна хочет участ-

¹¹⁹ См. раздел «Угроза внутреннему порядку» данной главы, с. 482 и ел.

¹²⁰ Пример такого развития событий и его воздействия на две конкретные страны приведен в статье: V. Dela Sala "Capital Blight? The Regulation of Financial Institutions in Italy and Canada," Governance, 7, 3, July 1994, p. 244-264.

¹²¹ Цит. по: The Economist,.! October 1995, p. 15. Лорд Хили разъяснил свои взгляды более подробно в лекции под названием "The New World Disorder" («Новый мировой беспорядок»), прочитанной им перед собранием Королевского географического общества 14 марта 1995 г.

вовать в международной торговле, то ее валюта обязательно должна быть конвертируемой, максимально свободной от одностороннего административного контроля и должен быть разрешен свободный вывод ее в любую другую страну по первому требованию владельца. Но свобода от административного контроля отдает ее на милость конъюнктуры международного рынка, особенно теперь, когда новые компьютерные технологии позволяли осуществлять операции с иностранной валютой мгновенно, 24 часа в сутки и в масштабах, которые не могут себе позволить даже крупнейшие и богатейшие государства (в 1996 г. — 4 трлн долл. вдень).

Прошли те дни, когда, как в период с 1914 по 1945 г., многие крупные государства пытались создать закрытые денежные системы и, по крайней мере, для своих граждан, устанавливали ценность своих валют с помощью указов. В прошлом остались и Бреттон-Вудсские соглашения, бывшие в силе с 1944 по 1971 г. и привязывавшие различные валюты к доллару США, который сам был привязан к золоту¹²². С 1971 г., когда в результате решений, скромно названных Никсоном «величайшей денежной реформой за всю историю », доллар окончательно потерял какую- либо связь с золотом, курсы всех валют на практике стали «плавающими» друг относительно друга. Но если до 1944 г. они были привязаны к золоту, сейчас даже этой подпорки не стало, и зачастую все их обеспечение сводится лишь к статистике, которую собирают экономисты.

Безусловно, государства не потеряли полностью контроль над своими валютами. Они по-прежнему могут манипулировать предложением денег, либо балансируя бюджет, либо отклоняясь от сбалансированности; также они сохранили контроль над некоторыми ключевыми процентными ставками, такими как учетная ставка (по которой центральный банк ссужает деньги остальным банкам) и ставка по своим собственным облигациям. Кроме того, как часто указывается, те, кто занимается валютными спекуляциями, могут быть не иностранцами, а собственными гражданами государства¹²³. Но в этом-то все и дело. При новой либеральной экономике разница между ними во многом стирается. Собственные граждане и иностранцы действуют с равной легкостью, не обращая внимания на свои государства, перемещая деньги из одной страны в другую лишь нажатием кнопки. В результате ценность многих валют, включая валюты ряда наиболее влиятельных государств,

¹²² Краткое описание этой системы и ее краха см. в: J. Agnew and S. Co-bridge, Mastering Space: Hegemony, Territory and International Political Economy (London: Routledge, 1995), p. 171ff.

¹²³ См., например: D. Brash, "New Zealand and International Markets: Have We Lost Control of Our Own Destiny? " in Wood and Leland, State and Sovereignty, p. 58.

стала подвергаться резким колебаниям, которые нередко выходили из-под контроля центральных банков или даже согласованно дейс -твующих групп центральных банков. С точки зрения негосударственных экономических субъектов эти колебания делали выгодным хеджирование, которое можно было осуществлять, держа часть активов в иностранных валютах или получая в них ссуды¹²⁴. И так продолжила крутиться карусель, также известная под названием «капитализм казино»¹²⁵. Она подчинялась контролю — если вообще подчинялась — лишь со стороны МВФ, который сам по себе не является государственным действующим субъектом.

Наконец, беспрецедентное развитие электронных информаци -онных услуг, по-видимому, ознаменовало собой еще один шаг на пути отступления государства¹²⁶. На практике ни одно государство не было в состоянии осуществлять полный контроль над мыслями своих граждан; к чести наиболее либеральных из них нужно добавить, что они никогда и не пытались. Благодаря изобретению печатного станка намного увеличилось количество передаваемой информации и снизились издержки на ее распространение, но возможность передавать информацию через международные границы все еще была ограничена из-за необходимости перевозить бумагу (или устанавливать печатные станки), а также из-за языковых барьеров. Последнее было особенно важно. Существование этих барьеров означало, что за исключением небольшой дипломатической и коммерческой элиты информация в основном распространялась в рамках отдельных стран.

Как оказалось, первая из этих проблем была решена с введением публичного радиовещания в 1920-е годы — что привело к такой ситуации, когда во время Второй мировой войны житель оккупированной Германией страны, который слушал вражеские радиостанции, тем самым совершал преступление, караемое смертной казнью. С введением телевидения, основанного на изображении, а не на устном слове, популярность радио уменьшилась. В 80-е годы кабельное и спутниковое телевидение, а также видеокассеты стали широко доступны. Вскоре телевидение начало освещать события в глобальном масштабе и почти без задержки; десятилетие спустя появление Интернета, позволившего людям общаться друг с другом в режиме реального времени, в любом месте, в любое время, независимо от расстояния, времени суток или любого другого фактора, стало еще более значительной революцией. Как и в случае с эконо-

¹²⁴ См.: К. Mehta, "Risky Business?" World Link January -February 1998, p. 84-88.

¹²⁵ S. Strange, Casino Capitalism (NewYork, Blackwell, 1986).

¹²⁶ См.: W. Wriston, The Twilight of Sovereignty: How the Information Revolution Is Transforming Our World (New York: Scribner, 1992).

микой, отдельные государства были вынуждены ослабить контроль над информацией в пользу людей и организаций, не являющихся ни суверенами, ни государствами и не имеющих территории. Безусловно, можно утверждать, что некоторые медиа-магнаты, такие как Тед Тернер и Руперт Мёрдок, имеют больше влияния на международные отношения, чем большинство глав государств и министров иностранных дел; но даже правительства самых влиятельных государств в наше время стараются вести политику, придавая большое значение так называемому «фактору CNN»¹²⁷.

Хотя невозможно оценить роль различных информационных служб в подрыве бывшего Восточного блока, она, несомненно, была очень велика¹²⁸. В одной только Восточной Германии 15 млн человек, при общей численности населения в 18 млн, регулярно смотрело телевидение Западной Германии. Основываясь на заявлениях путешественников, западные радиостанции, такие как «Радио Свободная Европа» (RFE), «Голос Америки» (VOA), «Би-Би-Си» (ВВС) и «Немецкая волна» (DW), утверждали, что в 1989 г. у них было почти 100 млн слушателей; неизвестно, насколько точной была эта цифра, но роль этих радиостанций в продвижении СССР к гласности и перестройке была впоследствии признана Михаилом Горбачевым¹²⁹. И наоборот, таким государствам, как Китай, Бирма, Иран и Саудовская Аравия, которые пытаются наложить шоры на глаза своих граждан и не дать им доступа к международным информационным службам, еще предстоит понять, что цена, которую им придется заплатить за добровольную изоляцию, окажется весьма высокой. В долгосрочной перспективе их борьба почти наверняка окажется бесполезной.

Итак, несмотря на пророчества Джорджа Оруэлла в романе «1984», в последние годы XX в. представляется очевидным, что с развитием современных технологий не наступила эпоха наглухо закрытых империй, «ангсоца» и контроля над мыслями. Безусловно, препятствия на пути «глобализации» все еще огромны. К их числу относятся не только разного рода национализм и ксенофобия, которые, в частности, обнаруживаются во многих странах

¹²⁷ См.: W. Wriston, "The Twilight of Sovereignty," Fletcher Forum of World Affairs, 17, 2, Summer 1993, p. 117-130; J.F. Hodge, Jr., "MediaPer-vasiveness," Foreign Affairs, 73, 4, July-August, 1994, p. 136—145.

¹²⁸ О попытке коммунистического блока контролировать информацию и ее провале см.: L.R. Sossman "Information Con troll as an International Issue," Proceedings of the Academy of Political Science, 34, 4, 1982, p. 176-188; W.R. Roberts and H. Engels, "The Global Information Revolution and the Communist World," Washington Quarterly, 9, 2, 1986, p. 95-96.

¹²⁹ См.: W.R. Roberts "The Information Revolution I: A Breakdown in the East?" The World Today, 45, 6, 1989, p. 95-96.

развивающегося мира, но также тип региональных организаций, который вместо того, чтобы открывать страны для мировой торговли, стремится объединить их в блоки, относительно закрытые для внешнего мира. Независимо от того, победит ли в этой борьбе глобализация или регионализм, это будет иметь одинаковые последствия для отдельных государств¹³⁰. Чем больший вес имеет государство, тем выше вероятность того, что оно является членом большого количества международных организаций, будь то глобальных, региональных или просто технических. Вступая в какую-либо организацию, государство уступает часть своего суверенитета в обмен на влияние на дела своих соседей; при этом, несомненно, степень его контроля над экономикой и мыслями граждан уменьшается.

В таких обстоятельствах лучшее, что могут сделать государства, это плыть по течению. Они должны позаботиться о том, чтобы их граждане изучали иностранные языки, а также новые международные языки обработки данных; они должны вступать в международные организации, чтобы быть уверенными, что их интересы не останутся неучтенными; они должны развивать коммуникационные и транспортные сети, что в большинстве случаев означает их интеграцию с аналогичными сетями соседей; наконец, им следует использовать новые возможности для торговли — снижать тарифы, обеспечивать стабильность и конвертируемость валюты, открывать финансовые рынки и создавать «прозрачность», позволяя свободно циркулировать информации о самом государстве, его экономике и обществе. Если они сделают это, то, по всей вероятности, будут процветать; те же государства, которые по религиозным, идеологическим или иным причинам отказываются от такой линии поведения, уже отстали и, по всей видимости, обречены на отставание впредь. По всей вероятности, прошли те времена, когда отдельное государство, каким бы большим и могущественным оно ни было, могло надеяться вытащить самого себя из болота за волосы, создать самодостаточную империю и претендовать на территорию соседей или даже на мировое господство.