Создание инфраструктуры

Бюрократическая система, с одной стороны, подразумевает существование информации — этого зерна для административной мельницы, а с другой стороны, дает возможность генерировать все большее количество информации. Одним из первых и наиболее важных шагов в этом направлении было четкое определение того, какие территории принадлежат тому или иному правителю. В Средние века это в основном делалось ad hoc: имение простиралось от этого холма до той реки, провинция включала территорию от города А до горы Б. В обществе, состоящем преимущественно из неграмотных людей, подобная информация «извлекалась из памяти» при помощи надежных стариков, как гласила соответствующая формула, и «записывалась в память» с помощью местных свидетелей. Для того чтобы им впоследствии не изменила память, их иногда окунали в реку или давали им звонкую пощечину. К слову сказать, отсюда пошел обычай посвящать воина в рыцари, касаясь мечом его плеча.

Точных карт, изображающих территорию страны или хотя бы провинции, не существовало до середины XVII в., пока голландец Виллеборд Снелл (Снеллиус) не начал применять тригонометрию для их составления. Первые попытки создать такие карты были предприняты в Италии во второй половине XV в., что совпало с периодом бурного развития страны³⁴. Во Франции карта, изображающая всю территорию королевства, была создана в 1472 г. Однако это был просто эскиз, который должен был давать лишь общее представление. Он не имел определенного масштаба и не годился ни для дипломатических, ни для административных целей. При полном отсутствии карт невозможно было применить современную систему изображения границ государства, не говоря уже об измерении его территории. Даже в 90-х годах XVII в. великий французский военный инженер Вобан, состоявший при дворе Людовика XIV, представил расчеты территории Франции, которые отличались друг от друга на треть; в других государствах ситуация была еще хуже. В тех случаях, когда в результате войны или заключения договора определенная территория переходила от одного правителя к другому из-за отсутствия хороших карт, почти невозможно было точно определить ее методами картографии. Вместо этого она описывалась в терминах мелких территориальных единиц, таких как графства, районы или общины, чьи гра-

³⁴ См.: J. Marino, "Administrative Mapping in the Italian States," in D.Buisseret, ed., Monarchs, Ministers and Maps: The Emergence of Cartography as a Tool of Government in Early Modern Europe (Chicago: University of Chicago Press, 1992), ch. 1.

ницы были более или менее известны и правителям, и населению. И действительно, существовала тенденция рассматривать страны как состоящие из территориальных единиц такого рода.

Первая граница, обозначенная на земле с помощью камней, была проведена между Швецией и Бранденбургом в конце Тридцатилетней войны³⁵. На конференции в Неймегенев 1678— I 679 гг. для определения границ между двумя государствами — на сей раз Франции и Южных Нидерландов — использовались реки. В 1718 г. договор, заключенный императором Карлом VI и голландцами, создал новый прецедент: текст сопровождался картой, где линиями были отмечены новые границы³". Идеей, согласно которой территории той или иной монархии или республики можно обозначать одним определенным цветом, мы обязаны географу из Гамбурга Иогану Гебнеру (1680—1713). На протяжении XVIII в. прочно вошло в практику использование разных способов нанесения линий для различения международных границ и границ, разделяющих провинции; и все же еще в 1762 г. британский посол в Копенгагене, выступая посредником в дипломатическом споре, обнаружил, что на карте не обозначена граница между Гольштейном (который был частью Империи) и Данией (которая таковой не была). Та карта, которую он тогда раздобыл, содержала информацию более чем 160-летней давности³⁷.

К тому времени британское, французское и австрийское правительства наняли профессиональных топографов, чтобы те впервые и истории составили карты, основанные на триангуляции, а не на догадках. Использование примитивного оборудования того времени приводило к тому, что завершение каждого проекта длилось годами. В случаях с Англией и Францией результаты были полумены как раз перед Французской революцией, в Австрии процесс продлился до 1806 г. Напротив, в регионах, где государства еще не развились, карты либо отличались неточностью, либо их не было вовсе, что помимо всего прочего объясняет, почему Наполеон во время своего отступления из Москвы действовал на своего рода terra incognita*. В других странах ситуация была еще хуже. Хотя мода «рисовать слонов за неимением городов» (как выразился

³⁵ G. Parker, The Thirty Years War (London: Cambridge University Press, 1984), p. 217.

³⁶ G. Clark, The Seventeenth Century (London: Clarendon, 1966 edn.), p. 144.

³⁷ j. Black, The Rise of the European Powers, 1679-1793 (London: Edward Arnold, 1990), p. 194-196.

³⁸ Об истории карт того времени см.: J. Vann, "Mapping Under the Austrian Habsburgs" в Buisseret, Monarchs, Ministers and Maps, p. 163ff.

* Неизведанная земля (лат.). — Прим. пер.

Александр Поуп) постепенно отмирала, белые пятна на карте все еще были крупными и многочисленными. Например, на протяжении почти всего XVIII в. никто с уверенностью не мог сказать, где кончалась Вирджиния и начиналась Луизиана. Большая часть границы между Соединенными Штатами и Канадой не была демаркирована долгое время после начала XIX в., не говоря уже о странах Африки и Азии, где, конечно, не было государств и, следовательно, четко опредленных границ, а были лишь пограничные области, которые подчинялись правителям с обеих сторон, либо вообще никому. Со временем способность политического сообщества быть изображенным в виде цветного пятна на карте мира превратилась в один из важнейших символов государственности. И действительно, при прочих равных условиях, чем крупнее пятно, тем могущественнее государство.

Как только проблема определения границ государств и измерения их территорий была более или менее решена, следующей задачей стало выяснение того, какие ресурсы, человеческие и материальные, были доступны правителям в пределах каждого государства. Начиная со времен написания Книги Страшного Суда во многих европейских странах время от времени проводились переписи населения; однако в силу самой природы децентрализованной политической системы (а также из-за того, что были доступны только примитивные технические средства) эти переписи редко поспевали за происходящими демографическими и экономическими изменениями. В 1516 г. Томас Мор предположил, что проблема может быть решена, если подогнать все общины, города и провинции к одинаковому размеру — идея, которая могла бы оказаться полезной, если бы она не была утопией. Почти столь же утопичным было предложение, выдвинутое английским купцом Джерардом Уинстенли в «Законе свободы» (1652), выбирать в каждом приходе двух «начальников почты». Они должны были отчитываться перед восемью «получателями», по двое на каждую часть королевства — восточную, западную, южную и северную. Приходские начальники почты должны были «каждый месяц доставлять или посылать по реке из своих приходов сообщения о том, какие несчастные случаи или происшествия произошли к чести или к позору, к ущербу или на пользу республики». Подтвержденную информацию следовало публиковать в печати: «Польза от этого заключается в том, что если в одной части страны появится чума, голод, произойдет вторжение врага или восстание, или другие бедствия, остальная часть страны сможет быстро узнать об этом и послать помощь»³⁹.

³⁹ Уинстенли Дж. Закон свободы//Уинстенли Дж. Избранные памфлеты. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1950. С. 303-304.

В континентальной Европе, где политические единицы были либо более крупными, либо более фрагментированными (а иногда и то и другое сразу), проблема сбора информации, составляющей основу всей работы администрации, была еще более трудноразрешимой. В 80-е годы XVI в. и Жан Боден, и Юст Липсий предложили провести в своих странах национальные переписи, чтобы сделать налогообложение более справедливым. Готовясь к созыву Генеральных Штатов в 1583 г., счетоводы Генриха III подготовили ряд мер в этом направлении; но пока продолжались гражданские войны и повсеместно царил беспорядок, им не суждено было воплотиться в жизнь. Затем пришла очередь Людовика XIV, чьи советники, такие как Лувуа и Кольбер, ясно представляли себе суть проблемы и многократно предлагали различные способы ее разрешения⁴⁰. По словам Вольтера, Король-Солнце пытался получить систематическую картину о положении дел в своем королевстве при помощи интендантов; однако эти попытки столкнулись с трудностью разработки стандартной формы, которая подходила бы для самых разных условий в различных уголках королевства. «Самым лучшим вариантом было бы, если бы каждый интендант предоставлял отчет в виде заполненных колонок с количеством жителей в каждом округе — дворян, горожан, крестьян, ремесленников и рабочих — вместе с данными о поголовье домашнего скота, о земле разного уровня плодородия, а также о представителях духовенства, приходского и монашеского, с их доходами, а так же доходами городов и коммун»⁴¹.

Первыми странами, которые провели перепись населения в Новое время, были Исландия (1703) и Швеция (1739), в обоих случаях это было мотивировано опасениями сокращения численности населения⁴². Французы в 1736 г. создали другой прецедент: всем приходским священникам было приказано делать записи о рождениях, свадьбах и смертях в двух экземплярах, оставляя одну копию у себя и отсылая другую королю в Париж. Преимущества и ограниченность этой системы хорошо иллюстрируются попытками Жака Неккера, министра финансов при Людовике XVI

¹⁰ См.: R. Blomfeld, Sebastien le Prestre de Vauban, 1633-1707 (London: Methuen, 1938), ch. 10.

¹¹ Voltaire, The Age of Louis XIV (New York: Twayne, 1963 [1751]), p. 143.

^Л2 Об Исландии см.: Т. Thorsteinsson, "The First Census Taken in Iceland in 1703" in 25th Session of the International Statistical Institute (Washington, DC: International Statistical Institute, 1947), vol. Ill, p. 614—623; о Швеции см.: Е. Arosneius, "The History and Organization of the Swedish Official Statistics" inj. Koren, ed., The History of Statis-tics (New York: Macmillan, 1918), p. 537ff.

в 1767—1772 гг. подсчитать численность населения Франции. Полагаясь на доступные ему сведения, он вычислял среднее ариф -метическое от количества рождений каждый год. Полученную сумму он умножал на 25,5 или 24,75 или на другую доступную оценку доли новорожденных в общей численности населения.

Следуя примеру, поданному Швецией еще в 1748 г., Национальное собрание Франции в 1791 г. учредило особую статистическую канцелярию, независимую от министров правительства и отвечающую за составление регулярных статистических отчетов. Первым главой этого органа стал великий ученый Антуан Лавуазье, к числу других достижений которого в качестве государственного служащего относится введение новой метрической системы мер и весов. С этого момента государство не только вело подсчет всех и вся, но и, как будто для того, чтобы подчеркнуть свою власть, также определяло единицы, в которых эти подсчеты проводились. Что касается самого Лавуазье, то к числу других сфер его активности относился еще и откуп налоговых сборов. Соответственно, наградой ему стала казнь на гильотине⁴³.

Если вернуться к Британии, первую систематическую попытку получить статистическую информацию (известную как «политическая арифметика») в отношении численности, богатства и доходов населения страны предпринял Грегори Кинг в 90-х годах XVII в. По профессии он был топографом, картографом и архитектором, спроектировавшим многие площади Лондона и Вестминстера. В свободное от службы время он написал «Естественные и политические наблюдения и заключения о положении и условиях Англии» (1696), где он дал самую четкую картину населения и благосостояния страны за всю историю. Однако эта работа осталась в рукописи, так как не вызвала интереса у широкой публики. Не было предпринято никаких систематических попыток улучшить качество информации, которой располагало правительство. В 1753 г. предложение провести национальную перепись было отвергнуто парламентом как попирающее свободу; шесть лет спустя та же судьба ожидала попытку последовать французскому примеру и заставить приходских священников снабжать государство демографической информацией⁴⁴. Одним из результатов подобной политики было то, что в Британии, как и в других странах, свидетели ранних лет промышленной революции

⁴³ О деятельности Лавуазье в этих сферах см.: D. McKie, Antoine Lavoisier: Scientist, "Economist, Social Reformer (London: Collier, 1980).

⁴⁴ См.: К. Johanisson, "Society in Numbers: The Debate over Quantification in 18^th Century Political Economy," in T. Fransmyr, et al., eds., The Quantifying Spirit in the Eighteenth Century (Berkley: University of California Press, 1990), p. 349.

1760—1800 гг., видевшие, как огораживание общинных земель начинает приводить к обезлюживанию сельской местности, стали опасаться сокращения населения, хотя в действительности оно увеличивалось, как никогда раньше⁴⁵. Лишь в 1801 г. Британия и Франция последовали примеру Соединенных Штатов (1790) и провели первые общенациональные переписи населения, но даже тогда потребовалось еще полвека, чтобы британское правительство, к примеру, потрудилось зарегистрировать имена каждого мужчины, женщины и ребенка в стране. Что касается Грегори Кинга, то он приобрел заслуженную славу лишь в 1801 г., когда его работа была вновь открыта и опубликована.

Наиболее важной сферой применения статистических данных было налогообложение, что объясняет, почему со времен царя Давида подобные попытки нередко вызывали бурю протеста. И Средние века налогов в современном понимании не существовало; предполагалось, что король, как и любой другой феодал, должен был «жить на свои средства», т.е. за счет ренты, дани и других феодальных выплат от своих арендаторов, причем он, по крайней мере теоретически, не мог изменять соответствующие суммы без согласия последних. Чтобы получить средства дополнительно к «личному» доходу, он мог попросить сословно-представительный орган о «помощи», особенно в военное время или для того, чтобы покрыть какие-либо другие непредвиденные затраты, в обмен на удовлетворение «жалоб». Эта система добровольного налогообложения была настолько важна, что когда в 1373 г. Карл V учредил первое французское казначейство, он назвал его rourdes aides*.

Если ограничиться некоторыми наиболее важными событиями, то по-видимому самым ранним «национальным» налогом был таможенный сбор на экспортируемые шерсть и кожу, одобрен-ими парламентом при Эдуарде I в 1275 г., ставший постоянным с 1347 г. Другие правители пытались последовать этому примеру, однако поскольку их владения не представляли собой остров, спор налога был более труден, и зачастую их ждало разочарование либо из-за протяженности территории (если владения были большими), либо из-за возможности избежать уплаты, отправившись торговать в другое место (если они были маленькими). В 1383 г. Карл V учредил габель (gabelle), или соляной налог, который обязывал каждый дом покупать соль в установленных королем количествах и по установленной цене; вскоре налоги, подобные этому, названному Людовиком XII «самой легкой, простой и прямой

⁴⁵ См.: D.V. Glass, Numbering the People: The Great Demographic Con -troversy (Farnborough: Saxon House, 1978), esp. p. 1 Iff. Палата помощи {франц.). — Прим. научн. ред.

субсидией, которую можно было получить», были введены также в Кастилии, Провансе, Флоренции, Генуе и в Папской области. Следующим налогом стала талья (taille), или налог на землю, который учредил Карл VII в 1452 г., чтобы оплачивать содержание своей постоянной армии compagnies d'ordonnance*. Запретив аристократам устанавливать аналогичные сборы у себя, он таким образом впервые провел границу между рентой, которая должна выплачиваться феодалам, и налогообложением, которое является исключительно прерогативой короля.

Ставки как габели, так и тальи существенно различались для разных провинций, что отражало сложный процесс исторического складывания страны. Некоторым провинциям, например Бретани, удавалось и вовсе избегать выплат вплоть до Революции 1789 г.; в других же требования откупщиков доводили сельское население до грани нищеты. Тем не менее к 1500 г. благодаря этим и другим видам налогов финансовое положение правителей существенно изменилось, особенно в крупнейших странах, а также в тех, где особенно последовательно проводилось разграничение между «публичным» сектором и «частным» домохозяйством правителя. С ростом государства в его финансировании все меньшую роль играли личные средства монарха и, наоборот, все большую играли налоги. В разных странах это привело к различным результатам. Во Франции решительный шаг был предпринят в 1523 г., когда Франциск I опубликовал эдикты Сен-Блуа и Сен-Жермен-ан-Лейе. Была создана единая казна (tresoir d'ёрагдпе). Было упразднено разделение между обычными и чрезвычайными доходами, т.е., соответственно, между деньгами, самостоятельно собираемыми королем, и теми, которые предоставлялись с одобрения Генеральных Штатов. Таким образом была заложена основа королевского абсолютизма, просуществовавшего почти 300 лет. Не так было в Англии, где Генрих VIII, распродав конфискованные церковные земли для финансирования своих войн, оказался в еще более трудном положении, чем его отец, и стал первым монархом, полностью зависимым от Парламента. Конечным результатом стала устойчивая система парламентского правления, несмотря на все старания избежать этого, предпринятые дочерью Генриха VIII Елизаветой и ее первыми двумя преемниками из динас -тии Стюартов.

Независимо от того, принимал ли решение о налогообложении сам король, или решение принималось по его запросу голосованием того или иного собрания, доход, попадающий в распоряжение правителей, увеличился как по сравнению с доходами всех про-

Ордонансовые роты (франц.). — Прим. научн. ред.

чих лиц, так относительно дохода общества в целом. При Генрихе VIII он утроился, во Франции за период с 1523 по 1600 г. он увеличился в 4 раза⁴⁶. Наибольший рост наблюдался до 1550 г., после чего прирост стал все в большей степени «съедаться» за счет так называемой революции цен, вызванной наплывом драгоценных металлов с американского континента, а так же увеличением спроса из-за быстрого роста населения. Несмотря на это об устойчивости такой тенденции свидетельствует ее сохранение в первой половине XVII в., т.е. в период плохих климатических условий («малый ледниковый период»), сельскохозяйственных бедствий, застойной экономики, низкой инфляции и даже дефляции⁴⁷. Так, и Англии Карлу I удалось увеличить получаемые доходы вдвое по сравнению с доходами его отца Якова I — с 400 тыс. ф. ст. в год и начале правления до 900 тыс. ф. ст. в год накануне Гражданской войны. К тому времени правители даже таких небольших стран, как Бавария, Пруссия и Дания, больше полагались на налогообложение, чем на свои личные ресурсы⁴⁸. Эта тенденция выбывала недовольство их подданных, но в общем и целом они были бессильны повернуть ее вспять.

Как в Англии, так и во Франции нежелание населения платить налоги стало одной из причин волнений, гражданских войн и революций, прокатившихся в период примерно с 1520 до 1660 г.⁴⁹, хотя к его концу обе страны в основном преодолели эти сложности. Англия в 1664 г. стала первой страной, в которой все граждане получили равенство перед законом. Все еще существовавшие на тот момент привилегии — в частности, право духовенства утверждать налоги голосованием на синодах — были отменены, так что все независимо от своего статуса платили ту сумму, которую хотело получить правительство и утверждал парламент. Во Франции растущий престиж королевских tresoriers* получил

⁴⁶ Более подробная информация в: M.S. Kimmel, Absolutism and Its Discontents: State and Society in Seventeenth-Century France and England (New Brunswick, NJ: Transaction Books, 1988), p. 58-59.

⁴⁷ См.: E. Hobsbawm, "The General Crisis of the European Economy in the Seventeenth Century," Past and Present, 5, 1954, p. 33—59; 6, 1955, p. 45-65.

⁴⁸ О Дании см.: G. Rystad, ed., Europe and Scandinavia: Aspects of Integration in the Seventeenth Century (Lund: Esselte Studium, 1983), p. 15; о Пруссии см.: К. Breysig, "Der brandemburgische Staatshaus-halt in der zweiten Halfte des 17. Jahrhunderts," Jahrbuch fur Gesetzgebung, Verwaltung, und Volkswirtschaft in DeutschenReich, 16, 1892, p. Iff., 449ff.

⁴⁹'' Об этих бунтах, их последствиях и результатах см.: Kimmel, Absolutism and Its Discontents.

* Казначеи (франц.). — Прим. пер.

символическое оформление, когда на похоронах Людовика XIII их женам и дочерям было разрешено присутствовать в такой же одежде, как у жен и дочерей прочих должностных лиц. Конечно, разделение на pays d'election и pays d'etat все еще существовало, тем не менее Мазарини и его преемникам удалось до определенной степени обойти его с помощью целой серии новых «внеплановых» налогов, не учитывавших древних привилегий и, следовательно, применимыхк государству в целом. Еще в 1670 г., т.е. до того, как Людовик XIV ввязался в затяжные и дорогостоящие войны, характеризующие вторую половину его правления, Кольбер в своих Memoire аи Roi sur les finances* утверждал, что король собирает скорее слишком много, нежели слишком мало. По его словам, годовой доход короля составлял 70 млн турских ливров. Соотношение этой суммы и количества серебра в обороте, оценненого в 120 млн, составляло 7:12, а в идеале оно должно было бы равняться 1:3.

Во второй половине XVII в., пожалуй, наиболее легким налогообложение было в Англии, где хотя и формировался регулярный военно-морской флот, не было ни постоянной армии, ни финансируемого аппарата чиновников. Самым тяжелым налогообложение было в Пруссии. Здесь налоги, собираемые Великим курфюрстом Фридрихом Вильгельмом, нередко с помощью довольно жестоких мер, были использованы для создания регулярной армии в 30 тыс. человек. Благодаря этому его владения превратились из пестрого собрания провинций в среднюю европейскую державу. Несмотря на то, что довольно сложно собрать полную статистику, можно предположить, что остальные страны находились где-то посередине. Пока продолжал существовать ancien regime**, во многих из них серьезной проблемой, стоявшей перед правительствами в их попытках увеличить доходы, было не столько угнетающее воздействие налогообложения на экономику, сколько тот факт, что значительная часть собранных денег не доходила до центральной казны. Так, из 8 277 166 ливров, собранных в Лангедоке в 1677 г., 34,5% осели в карманах различных влиятельных лиц провинций. Из оставшихся 65,5% половина (а именно —50,3%) уходила на королевские расходы в самой провинции. Таким образом, лишь около 33%, то есть меньше трети всех собранных денег, доходило до Парижа и использовалось королем для покрытия государственных расходов, которые в то время состояли, главным образом, из расходов на армию и на содержание двора⁵⁰.

* Заметки о финансах короля (франц.). — Прим. пер.

** Старый порядок (франц.). — Прим. пер.

⁵⁰ М. Beik, Absolutism and Society in Seventeenth -Century France (London: Cambridge University Press, 1985), p. 260ff.

Несмотря на эти ограничения, в период с 1689 по 1714 г. Франция потратила не менее 5 млрд ливров, или 300 млн ф. ст. Это почти равнялось сумме, потраченной тремя главными врагами Франции, вместе взятыми, — Англией, Священной Римской Империей и Нидерландами, что оправдывает гордое заявление Людовика XIV о том, что он «стоит многих» (пес pluribus гт-par)⁵¹. Налоговые гайки были закручены до предела. Не в силах затянуть их еще сильнее, не рискуя вызвать бунт, король со своими советниками прибегнул к займам. И здесь система купли-продажи правительственных должностей могла сыграть на руку, поскольку список лиц, имевших право получать часть налоговых поступлений в качестве вознаграждения за занимаемые ими должности, походил на справочник «Кто есть кто во французском обществе». Государство, позволяя чиновникам получить свою долю дохода, взамен требовало от них деньги в кредит. Эта система, широко использовавшаяся в частности во время религиозных войн, ни в коем случае не была новой, а при Людовике XIV она разрослась до чудовищных размеров. В 1714 г., когда закончилась война за испанское наследство, и накануне смерти короля, государственный долг в 30 раз превышал годовой доход, а выплаты на его обслуживание почти полностью поглощали весь годовой доход государства. Для сравнения, в 1994 г. государственный долг США, размер которого считался непозволительно большим, что даже привело к победе республиканцев на выборах в Конгресс, составлял всего лишь три величины годовых дохода.

Так, пока власть французских монархов оставалась «абсолютной», она постоянно наталкивалась финансовые ограничения⁵². Долги государства перед собственными должностными лицами продолжали расти, при этом проблема заключалась не столько в неплатежеспособности страны, сколько в неравномерном распределении налогов, особенно налога на землю (faille), от уплаты которого были освобождены почти все, кроме крестьянства (в особенности крупные землевладельцы — дворяне и духовенство). Сбор по-прежнему осуществлялся откупщиками, нанимаемыми центральной казной, провинциальными собраниями и муниципалитетами, и все они получали свою долю, прежде чем отправить отстаток receveur-general* в каждом из 16 налоговых округов.

51 Более подробно см.: P.G.M. Dickson and J. Sterling, "War Finance, 1689—1714," inJ.S. Bromley, ed., TheNew Cambridge Modern History, vol. IV (London: Cambridge University Press, 1970), p. 284—315.

⁵² См.: J.B. Collins, Fiscal Limits of Absolutism: Direct Taxation in Early Seventeenth-Century France (Berkley: University of California, Press, 1988).

* Генеральный сборщик налогов (франц.). — Прим. пер.

Откупщики не только вызывали всеобщую ненависть — во время Террора многие из них были казнены, но, кроме того, конечным результатом стало медленное сползание государства к банкротству. В 1750 г., в отчаянной попытке получить часть ресурсов высших классов, имущество которых было освобождено от налогов, государство ввело 5%-ный налог на все доходы землевладельцев; однако эта мера была недостаточной, да и слишком запоздавшей. Между тем, вера в то, что правительство способно выполнять свои обязательства, была утрачена, а с ней — и всякое развитие в направлении финансовой системы современного типа.

Когда кризис наконец разразился, он имел кардинальные последствия. Согласно предложенной Национальным собранием Декларации прав человека и гражданина 1789 г., для содержания общественных вооруженных сил и покрытия административных расходов необходимы общие взносы, но теперь обязанность по их уплате должна равномерно распределяться между гражданами в соответствии с их средствами. Громадная, разветвленная система льгот и привилегий была отменена одним росчерком пера. Та же участь постигла и старинную систему таможенных пошлин, все еще отделявших одну провинцию от другой, и впервые Франция превратилась в единый рынок (и государство) с населением в 30 млн человек. С этого момента до возвращения к так называемым зо -нам свободной торговли в 1975 г. таможенные пошлины выплачивались только при передвижении из одного государства в другое и не действовали в пределах государства. При Наполеоне доход только от налогообложения собственности увеличился с 80 млн до 200 млн ливров. Кроме того, в то время уже существовавшее налоговое законодательство пополнилось целой серией новых налогов, таких как акциз, который со временем возненавидели почти также, как воинскую повинность, налог на соль, государственную монополию на табак и систему таможенных пошлин, действовавшую на протяжении всего XIX в. И, что еще важнее, налогообложение стало поистине государственным делом. Помимо того, что весь доход — включая получаемый из-за рубежа в виде военной добычи и репараций — поступал в единую государственную казну, была также упразднена система, при которой часть денег, собранных в каждой провинции, можно было израсходовать только внутри самой провинции. В результате правительство впервые стало полностью контролировать свои финансовые ресурсы.

Британия, пережившая свою собственную революцию примерно веком ранее, управлялась на основе согласия высших классов, что позволяло выжимать доходы, не рискуя вызвать серьезное недовольство. Французские кампании 1689 — 1714 гг. стали необычайным достижением для страны с населением около 5,5 млн человек, долгое время находившейся на окраине цивилизации и только недавно пробившейся в ряды великих держав. Войны финансировались за счет целого ряда новых налогов, таких как налог ма собственность, налог на пиво и налог на окна, который был позаимствован у Нидерландов. Такой же налог был введен в американских колониях, что привело к строительству узких удлиненных зданий с окнами, выходящими во внутренний двор — такие дома до сих пор можно встретить в Чарльстоне, штат Южная Каролина. В 1692 г. Британия стала первой страной, заменившей откупщиков получающими жалованье сборщиками налогов, в результате чето резко сократилась доля доходов, теряемая в процессе сбора. Благодаря этому Англия гораздо успешнее управляла своими финансами, чем Франция. К 1714 г., несмотря на то, что государственная задолженность в три раза превысила годовой доход, процентные ставки стали снижаться.

Примерно к середине века Британское государство изымало около 20% доходов, получаемых в стране. Главным инструментом в этом деле были косвенные налоги, приносившие от двух третей до трех четвертей всех собранных денег. Роберт Уолпол, премьер-министр Великобритании в 1721 —1742 гг., как-то сказал, что люди, которые в иной ситуации визжали бы как свиньи, когда их режут, позволяют стричь себя как овец⁵³. Ряд мер для достижения эффективности, как, например, учреждение в 1787 г. единого консолидированного фонда, куда стекался весь доход от таможни и акцизов, продолжали движение к современному государству с централизованной государственной казной. Поскольку ей не приходилось делить свой доход с держателями должностей, Британия, население которой было гораздо меньше, чем население Франции, смогла мобилизовать ресурсы, позволившие вести серию войн в масштабах всего мира (1740—1748, 1756—1763, 1776—1783), субсидировать необходимое количество союзников на континенте и одновременно легко справляться с возрастающим временем долга, хотя он вел к умеренной инфляции. В 1799 г. Питт-младший, столкнувшись с необходимостью финансировать войну против Франции, чувствовал себя достаточно сильным, чтобы ввести 5%-ный налог на доходы свыше 200 ф. ст. в год. Учитывая, что неквалифицированный рабочий при полной занятости мог зарабатывать около 25 ф. ст. в год, а квалифицированный — вдвое больше⁵⁴, этот налог не являлся слишком тяжелым

^м P. Mathias and P.O. O'Brien, "Taxation in Britain and France, 1715— 1810: Comparison of the Social and Economic Incidence of the Taxes Collected for the Central Government," Journal of European Economic History, 5, 1976, p. 601-650.

"' P. Deane, The First Industrial Revolution (Cambridge: Cambridge University Press, 1965), p. 262.

бременем. Однако он был первым в своем роде и ясно свидетельствовал, что в дальнейшем можно ждать только ужесточения.

В качестве последнего примера того, чего может добиться управляемое современное государство в деле ограбления своих граждан и концентрации финансовой власти в своих руках, рассмотрим случай Пруссии. Страна, как таковая, была несравнимо меньшей по величине и менее плодородной, чем Британия и тем более Франция. Около 1700 г. ее население насчитывало примерно 1 млн человек, что составляло лишь 6% французского населения. Кроме того, оно было разбросано по не имеющим общей границы провинциям, некоторые из которых еще не оправились после Тридцатилетней войны. Даже в 1740 г., когда на трон взо-шел Фридрих Великий, его доход от королевских владений, составлявших треть всех прусских земель, жестоко, но эффективно собиравшийся его отцом, королем-солдатом, составлял половину поступлений в королевскую казну. К концу его правления продолжающийся сбор ренты привел к увеличению дохода из этого источника с 3 млн до 7 млн талеров, но его доля в совокупных государственных доходах сократилась до одной трети. За тот же период общий доход вырос более, чем в 3 раза, в основном благодаря увеличению косвенных налогов⁵⁵.

В 50-е годы XVIII в. доходы Фридриха, в том числе и в виде разнообразных повинностей и corvees*, которые продолжали обременять крестьян, по-видимому, поглощали около 34% национального продукта Пруссии. Этот показатель был гораздо выше, чем в любой другой стране в то время. Вскоре эти доходы получили существенное дополнение за счет британских субсидий⁵⁶. Как и во Франции, самым важным налогом здесь был Kontribution, налог на доходы от земли, которым облагались в основном крестьяне, поскольку дворянство было от него освобождено. Хотя эта система не отличалась единообразием и была полна несообразностей, прусское государство при Фридрихе Великом имело некоторые преимущества в сравнении с Францией. С 1723 г. сбором налогов занимались исключительно наемные сборщики. Таким образом сдерживалась коррупция, больше собранных денег доходило до казны и, самое главное, отпадала необходимость для государства платить проценты по займам, взятым у его собственных чиновников. Благодаря эффективной работе бюрократического аппарата, а также усилиям самого короля, стала доступной более

⁵⁵ A. Zottman, Die Wirtschaftspolitik Friedrichs des Grossen (Leipzig: Deuticke, 1929), p. 21ff.

* Барщина (франц.). — Прим. пер.

⁵⁶ D. Stutzer, "Das preussischeHeerundseineFinanzierung 1740—1790," MilitargeschichtlicheMitteilungen, 2, 1979, p. 30.

точная информация об экономическом положении в различных провинциях и потенциальном доходе, который можно от них получать. Более того, с течением времени Пруссия все чаще следо-мала примеру Франции, вводя государственные монополии (на кофе, табак и соль), и Британии, полагаясь на косвенные налоги, дополнив прочие налоги, о которых упоминалось в связи с другими странами, налогом на все виды мяса, кроме свинины.

Несмотря на две крупные (1740—1748, 1756 —1763) и одну небольшую (1778—1779) военные кампании, после смерти Фридриха Великого в 1786 г. в государственной казне осталось 50 млн талеров, что примерно равнялось сумме доходов за два года и один квартал. Он так же содержал армию, насчитывавшую порядка 200 тыс. человек, которая была не только четвертой по величине в Европе (после французской, австрийской и русской), по и считалась самой лучшей. Наслаждаясь плодами его деятельности и, вероятно, опасаясь последствий продолжения такой политики, его преемники предпочли немного ослабить давление. Они отменили некоторые королевские монополии, отправили восвояси французских экспертов, занимавшихся этим вопросом, и перешли к более мягкой политике в отношении несчастных арендаторов королевских земель. За четыре года от профицита не осталось и следа, но Пруссия была по-прежнему платежеспособной и, что особенно примечательно, оставалась таковой даже в крайне тяжелые годы, которые последовали за поражением в войне против Наполеона. Тем не менее степень модернизации этого государства не следует преувеличивать. Так, единая казна, отвечающая за все доходы и расходы, была создана только благодаря реформам фон IПтайна и фон Гарденберга, кроме того, сохранялись внутренние таможенные границы между различными провинциями, которые были отменены лишь в 1818 г.

Подводя итоги, следует отметить, что для рассматриваемого нами периода прежде всего характерно создание аппарата, поз-полившего государству обходиться без посредников и оказывать беспрецедентное давление на своих граждан. Данный процесс подразумевал обозначение границ, создание карт и сбор разнообразных статистических данных, в первую очередь о населении, его собственности, производстве и доходах. По мере того, как пра-нительство разрасталось, пополняя свой штат все новыми чиновниками и ставя перед собой новые задачи, личные средства правителя естественным образом утрачивали былую роль в совокупном бюджете страны и со временем вовсе потеряли всякое значение. Это изменение отразилось на способе выполнения финансовых обязательств. Эразм полагал, что существенную долю финансового бремени подданных составляло содержание двора и поэтому в своих трактатах призывал государя-христианина жить в скромности. Людовик XIV иногда был вынужден продавать свое столовое серебро (в том числе любимый набор из 5 тыс. серебряных солдатиков), чтобы оплачивать свои военные предприятия. Но когда в 1689 г. Вильгельм III Английский прибыл из Голландии, невозможно было ожидать, что он будет следовать примеру своего предшественника. В результате он стал первым в истории монархом, который не нес личной ответственности за задолженность своего государства. В 1770 г. был сделан последний шаг, когда король и страна были полностью отделены друг от друга.

По новой системе почта, учрежденная еще Кромвелем в 1652 г. и являвшаяся королевской монополией со времен Реставрации, а также все еще принадлежавшие короне земли отошли государ -ству. Взамен Парламент назначил королю Георгу III годовое содержание в размере 800 тыс. фунтов на покрытие расходов на содержание двора. Похожую реформу впоследствии провели и в других странах, как, например, во Франции после революции и в Пруссии в 1820 г.⁵⁷ Здесь стоит добавить, что несмотря на то, что больше не существовало связи между собственностью государ -ства и частной собственностью правителя, последняя по-прежнему оставалась солидной и в большинстве случаев имела привилегированный статус. Так, королева Великобритании, самый богатый человек в стране, подобно всем остальным, начала платить подоходный налог только с 1993 г.

История развития налогообложения отмечена постепенным переходом от косвенных налогов к прямым, приносящим больший доход, несмотря на то, что их труднее собирать. К этому следует добавить растущую прибыль от государственных монополий, к которым во многих странах с 30 -х годов XIX в. относились, в частности, железные дороги. В одной стране за другой система расширялась, льготы отменялись, и в ее орбиту включались все новые провинции. Между тем, упразднялись внутренние таможенные границы, учреждались централизованные фонды, куда поступали все доходы, и отменялись всяческие привилегии, несмотря на то, что порой это происходило либо путем кровавой революции, либо через поражение в войне. За один лишь период с 1760 по 1820 г. номинальная сумма собранных в казнуналогов увеличилась в 4 раза в Австрии, в 4 раза во Франции и в 6 раз в Великобритании⁵⁸. Разумеется, все это было бы невозможным, если бы не реформа государственного управления, в ходе которой покупаемые должности были заменены оплачиваемыми,

⁵⁷ См.: D.E. Brady, Frederick William TV and the Prussian Monarch 1840-1861 (Oxford: Clarendon Press, 1995), p. 19.

⁵⁸ Mann, Sources of Social Power, vol. II, приложение, таблицы A6, A7, A8.

и профессионализм, все в большей степени базирующийся на университетском образовании, заменил классовую принадлежность, имущественное положение и связи в качестве основного средства продвижения по службе. Чтобы осуществить свои претензии, государству необходимо было нарастить находящиеся в его распоряжении средства насилия до такой степени, что не останется ки одного противника, способного обратить процесс вспять. Об этом пойдет речь в следующем разделе.