XXXVII. Неописательный характер экономической науки

1. Исключительность экономической науки

Экономическая наука занимает специфическое и уникальное положение в сфере как чистого знания, так и практического использования знания, поскольку ее специфические теоремы недоступны для какой-либо верификации или фальсификации [84] на основе опыта. Разумеется, мероприятия, подсказываемые здравыми экономическими рассуждениями, приводят к намеченным результатам, а мероприятия, имеющие в своей основе ошибочные экономические рассуждения, не позволяют достичь поставленных целей. Но этот опыт всегда суть исторический опыт, т.е. опыт сложных явлений. Он никогда не может, как уже указывалось, ни доказать, ни опровергнуть какую-либо конкретную теорему[Cм. с. 33.]. Применение ложных экономических теорем приводит к нежелательным последствиям. Но эти результаты никогда не имеют неопровержимой убедительной силы, которую в области естественных наук имеют экспериментальные факты. Конечным критерием правильности или неправильности экономической теоремы является исключительно разум, без всякой помощи опыта.

В таком положении дел таится угроза, заключающаяся в том, что неподготовленный ум затрудняется распознать реальные вещи, с которыми имеет дело экономическая наука. Реальным человеку представляется все, что он не в силах изменить и к существованию чего он должен приспосабливать свои действия, если хочет достигнуть своих целей. Признаком реальности является печальный опыт. Он сообщает об ограничениях, установленных для удовлетворения желаний. С большим трудом к человеку приходит понимание того, что существует нечто, а именно комплекс всех причинных отношений между событиями, чего не в силах изменить выдавание желаемого за действительное. Язык чувственного опыта воспринимается легко. Бесполезно спорить о результатах эксперимента. Реальность экспериментально установленных фактов невозможно оспорить.

Но в области праксиологического знания ни успех, ни неудача не говорят на внятном языке, понятном каждому. Опыт, получаемый исключительно из сложных явлений, не исключает интерпретаций, основанных на выдавании желаемого за действительное. Склонность наивного человека приписывать всемогущество своим мыслям, какими бы они ни были путаными и противоречивыми, невозможно очевидно и однозначно опровергнуть с помощью опыта. Экономист не может доказать несостоятельность экономических причуд и мошенничества точно так же, как врач доказывает несостоятельность знахарей и шарлатанов.

2. Экономическая наука и общественное мнение

Значение этого фундаментального эпистемологического различия станет очевидным, если мы осознаем, что практическое использование учений экономической науки предполагает их одобрение общественным мнением. В рыночной экономике осуществление технологических новшеств не требует ничего, кроме осознания их разумности одним или несколькими просвещенными умами. Ни бестолковость, ни неповоротливость широких масс не способны остановить пионеров нововведений. Они не нуждаются в предварительном одобрении со стороны инертных людей. Они вольны затевать свои проекты, даже если кто-то над ними смеется. Впоследствии, когда новые, более хорошие и более дешевые изделия появляются на рынке, эти зубоскалы начинают гоняться за ними. Сколь бы туп ни был человек, он знает, как определить разницу между дешевыми туфлями и дорогими и оценить полезность новых изделий.

В области социальной организации и экономической политики ситуация иная. Здесь самые хорошие теории являются бесполезными, если не разделяются общественным мнением. Они не могут работать, если не принимаются большинством людей. Какой бы ни была система правления, не может идти речи о длительном руководстве страной на основе доктрины, расходящейся с общественным мнением. В конце концов философия большинства одерживает верх. В долгосрочной перспективе непопулярная система правления невозможна. Различие между демократией и деспотизмом не влияет на конечный результат. Оно касается только способа, посредством которого происходит адаптация системы правления к идеологии, разделяемой общественным мнением. Непопулярных деспотов можно низвергнуть только путем революционного восстания, тогда как непопулярные демократические правители мирно устраняются на ближайших выборах.

Верховенство общественного мнения определяет не только исключительное место, занимаемое экономической наукой в мышлении и знании. Оно определяет весь ход человеческой истории.

Спор о роли личности в истории упускает самое главное, суть проблемы. Все, о чем думают, что делают и чего добиваются, это деятельность индивидов. Новые идеи и новшества всегда являются достижениями незаурядных людей. Но эти великие люди не смогли бы преуспеть, приспосабливая общественные обстоятельства к своим планам, если бы не убедили общественное мнение.

Расцвет человеческого общества зависит от двух факторов: наличия интеллектуальной мощи выдающихся людей, чтобы создать и постичь разумные социальные и экономические теории, а также способности этих или других людей сделать эти идеологии приятными для большинства.

3. Иллюзии старых либералов

В широких массах, в толпе простых людей не рождается никаких идей ни здравых, ни ложных. Массы лишь делают выбор между идеологиями, разработанными интеллектуальными лидерами человечества. Но их выбор окончателен и определяет ход событий. Если они предпочитают плохие доктрины, ничто не в силах предотвратить катастрофу.

Социальная философия Просвещения не смогла осознать опасность, которую может породить доминирование ложных представлений. Возражения, обычно выдвигаемые против рационализма экономистов классической школы и мыслителей-утилитаристов, необоснованны. Но их доктрины содержали один недостаток. Они беспечно полагали: то, что является разумным, пробьет себе дорогу просто за счет своей разумности. Они никогда не задумывались о возможности того, что общественное мнение может благоволить ложным идеологиям, воплощение которых будет вредить благосостоянию и разрушать общественное сотрудничество.

Сегодня модно поносить тех мыслителей, которые критиковали веру либеральных философов в простого человека. Несмотря на это Берк, Хеллер, Бональд и де Местр обратили внимание на эту важнейшую проблему, игнорировавшуюся либералами. Они были более реалистичными в оценке народных масс, чем их предшественники.

Разумеется, консервативные мыслители пребывали в иллюзии, что можно сохранить традиционную систему патерналистского государства и жесткость экономических институтов. Они восхваляли старый режим, который добился процветания людей и даже гуманизировал войну. Но они не увидели того, что именно эти достижения увеличили численность населения и тем самым создали избыточное население, которому не было места в старой системе экономического рестрикционизма. Они закрыли глаза на увеличение численности класса людей, оставшихся за чертой общественного порядка, который они желали увековечить. Они оказались не способны предложить какое-либо решение самой жгучей проблемы, с которой столкнулось человечество накануне промышленной революции.

Капитализм дал миру то, что ему было нужно, более высокий уровень жизни для постоянно растущего количества людей. Но либералы-пионеры и сторонники капитализма не обратили внимания на один существенный момент. Общественная система, какой бы полезной она ни была, не может работать, если ее не поддерживает общественное мнение. Они не предвидели успеха антикапиталистической пропаганды. Развенчав миф о божественной миссии помазанников божьих, либералы пали жертвой не менее иллюзорной доктрины несокрушимой мощи разума, непогрешимости volont??й?? g??й??n??й??rale* и божественной инспирации большинства. Они думали, что в долгосрочной перспективе ничто не сможет остановить поступательное улучшение социальных условий. Разоблачив вековые предрассудки, философия Просвещения раз и навсегда установила господство разума. Достижения политики свободы явили столь очевидные свидетельства благотворности новой идеологии, что ни один мыслящий человек не рискнет поставить ее под сомнение. А подавляющее большинство людей, полагали философы, являются разумными и способны мыслить логично.

Старым либералам не приходило на ум, что большинство людей может интерпретировать исторический опыт, исходя из другой философии. Они не предвидели такой популярности в XIX и XX вв. идей, которые они называли реакционными, суеверными и неразумными. Они столь свыклись с предположением, что все люди наделены даром логичного рассуждения, что абсолютно неверно истолковывали смысл дурных предзнаменований. Им казалось, что все эти неприятные события были временными рецидивами, случайными эпизодами, которым не стоит придавать особого значения. Что бы ни говорили реакционеры, они не могут отрицать одного, а именно, что капитализм обеспечил постоянно повышающийся уровень жизни для быстрорастущего населения.

Именно этот факт был оспорен подавляющим большинством. Существенным моментом учений всех социалистических авторов, а особенно учений Маркса, является положение о том, что капитализм ведет к постепенной пауперизации широких масс трудового народа. По отношению к капиталистическим странам ложность этой теоремы вряд ли можно игнорировать. Что касается отсталых стран, лишь поверхностно затронутых капитализмом, то беспрецедентное увеличение численности населения не означает, что народные массы опускаются все ниже и ниже. Эти страны бедны по сравнению с более передовыми странами. Их бедность является следствием быстрого роста населения. Эти люди предпочли воспитать большее потомство вместо того, чтобы повысить уровень жизни. Это их личное дело. Но факт остается фактом: они располагали богатством, чтобы продлить среднюю продолжительность жизни. Они не смогли бы вырастить больше детей, если бы не увеличились средства существования.

Тем не менее не только марксисты, но и многие так называемые буржуазные авторы утверждают, что история последнего столетия в общем и целом подтвердила предсказания Маркса относительно эволюции капитализма.